Трудовые мигранты из стран Центральной Азии оказались в России в условиях неопределенности
В странах Центральной Азии, таких как Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан, предложение на рынке труда значительно превышает спрос, поскольку инвестиционная политика правительств не обеспечивает необходимой политической стабильности и достаточных стимулов для привлечения местных и иностранных инвестиций. Проще говоря, это означает, что миграция в Россию кыргызских, таджикских и узбекских рабочих, а также, в меньших количествах, представителей других стран, сохранится в течение ближайшего времени.
Россия остается главным направлением потоков рабочей силы из других бывших советских республик, поскольку не существует языковых барьеров, а кроме того, как транспортное сообщение, так и финансовый трафик с родными странами мигрантов, организованы достаточно хорошо. Эти обстоятельства оставляют альтернативные направления трудовой миграции, такие как Турция и Ближний Восток, далеко позади. Однако, в последнее время низкие цены на нефть, негативно отразившиеся на национальном доходе России, а также западные экономические санкции против Российской Федерации, заставили работодателей оптимизировать оплату труда, а правительство наложило некоторые ограничения на приток рабочей силы.
«Миграция стала масштабным явлением в начале нынешнего столетия, а в момент ее пика в 2013 году в России работали более 2,7 миллиона граждан Узбекистана, более 1,2 миллиона граждан Таджикистана и почти 600 тысяч граждан Кыргызстана», – говорится в докладе, опубликованном польским Центром восточных исследований (OSW) в конце апреля нынешнего года. «Из-за кризиса их денежные переводы сократились на 48 процентов, с 13,6 миллиардов долларов в 2013 году (последнем году, предшествовавшем кризису) до 6,9 миллиардов в 2016 году (когда по сравнению с 2015 годом этот показатель упал на 2,95 процента). При разбивке данных по отдельным странам региона можно увидеть, что наибольшее снижение наблюдается в случае с Узбекистаном (около 59 процентов, с 6,7 миллиардов долларов до 2,7 миллиардов) и Таджикистаном (54 процента, с 4,2 миллиардов до 1,9 миллиардов долларов). Менее заметным сокращение трудовой миграции является в Кыргызстане (17 процентов, с 2,1 миллиардов до 1,7 миллиардов)».
В ответ на кризисные тенденции на рынке труда, российские власти стали понемногу перекрывать потоки мигрантов на своих границах. Согласно информации, предоставленной комитетом «Гражданское содействие», с 2013 года российское визовое законодательство менялось более тридцати раз. «Теперь всем иностранным работникам, прибывающим в Российскую Федерацию, необходима рабочая виза, а разрешения на въезд для граждан стран СНГ недостаточно для работы в России», – говорится в докладе, опубликованном пакистанским ресурсом Dispatch News Desk в нынешнем июле. Граждане стран СНГ все еще могут въезжать в Россию без визы, но работа на ее территории без рабочей визы является теперь незаконной, а нарушители подлежат аресту и депортации в страну происхождения. Эксперты считают, что наиболее актуальным вопросом, который предстоит решить центрально-азиатским правительствам, является возвращение таджикских трудовых мигрантов на родину. Ожидается, что около 90 тысяч таджикских граждан вернутся домой в самое ближайшее время.
Аналогичная «тень» нависла и над судьбой узбекских рабочих-мигрантов в России, хотя узбекское правительство пока не в состоянии оценить их количество. Лишь Кыргызстан, благодаря своему членству в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС), объединяющем страну с Россией, Беларусью, Казахстаном и Арменией, избавлен от этого сурового испытания. За первые пять месяцев нынешнего года денежные переводы трудовых мигрантов из России в Кыргызстан приблизились к 700 миллионам долларов США, что почти на 40 процентов больше по сравнению с прошлым годом, сообщают местные СМИ со ссылкой на правительственные источники. Таджикистан рассматривает вопрос о подаче заявки на прием в члены ЕАЭС, в то время как Узбекистан сейчас находится в процессе масштабных политических реформ, которые могут в конечном итоге привести к тому, что Ташкент также подаст аналогичную заявку. Однако, нынешние члены этого интеграционного объединения, похоже, отнюдь не намерены спешить с их приемом, предположительно, из опасений, что это может лишить их нынешних привилегий.
Это обстоятельство оставляет Узбекистан и Таджикистан лицом к лицу с огромной социально-экономической проблемой. Уровень безработицы в обеих странах довольно низкий: по данным Статистического комитета СНГ, по состоянию на конец 2014 года в Узбекистане насчитывалось 687 тысяч зарегистрированных безработных, или 5,1 процента трудоспособного населения. В Кыргызстане этот показатель по состоянию на конец 2015 года составлял 192 200 человек, или 7,6 процента трудоспособного населения. Относительно Таджикистана свежие статистические данные отсутствуют, но по состоянию на 2009 год уровень безработицы составлял 11,5 процента, и с тех пор почти ничего не было сделано для улучшения ситуации на рынке труда.
Государства с сильными финансовыми показателями могут справляться с такими цифрами, но обедневшие, лишенные сколько-нибудь значительных финансовых ресурсов страны, не способны нести такое бремя. Это означает, что экономике приходится решать проблемы самостоятельно, и здесь возникает фатальная тупиковая ситуация. В Кыргызстане затраты на промышленное производство в первом полугодии текущего года выросли на 4,2 процента, в то время как индекс потребительских цен вырос на 2,8 процента. В Таджикистане эти показатели составили соответственно 0,2 и 5,9 процентов. Поскольку основная часть производственных издержек приходится именно на заработную плату, это означает, что в Кыргызстане покупательная способность заработной платы возрастает, в то время как в Таджикистане она снижается.
Расходы на промышленное производство и потребительские цены являются взаимодополняющими показателями: увеличение или сокращение первого влечет за собой аналогичное изменение второго. Более того, высокие производственные издержки делают промышленную продукцию менее конкурентоспособной на трансграничных рынках, если только они не сопровождаются превосходным качеством, что при низких издержках крайне маловероятно.
Структурное решение проблемы – это не приток денежных средств инвесторов, как часто утверждается, в сочетании с мерами по подавлению коррупции и вымогательства. До тех пор, пока не существует ни национальных, ни региональных рынков, инвесторы должны иметь возможность извлекать прибыль за счет экспорта своих товаров за пределами этих ограниченных рынков. Это требует стимулирования и общей стабильности, только тогда инвесторы смогут рассматривать остальные риски, как неизбежное, но терпимое зло. Следует также учитывать, что частные инвестиции являются результатом экономического и рыночного совершенствования, а вовсе не причиной, вызывающей их. Призывы к изменениям в местной структуре были услышаны на всех уровнях впервые за долгие годы. Однако, поскольку они тесно связаны с необходимостью экономических реформ всей системы, приспособленной не для бедных, а лишь для богатых, такое решение нигде даже не планируется.
Все это приводит нас к очевидному выводу, что хотя зависимость экономики стран Центральной Азии от труда рабочих мигрантов – нежелательное явление, ее устранение на данный момент совершенно нереалистично.
Россия остается главным направлением потоков рабочей силы из других бывших советских республик, поскольку не существует языковых барьеров, а кроме того, как транспортное сообщение, так и финансовый трафик с родными странами мигрантов, организованы достаточно хорошо. Эти обстоятельства оставляют альтернативные направления трудовой миграции, такие как Турция и Ближний Восток, далеко позади. Однако, в последнее время низкие цены на нефть, негативно отразившиеся на национальном доходе России, а также западные экономические санкции против Российской Федерации, заставили работодателей оптимизировать оплату труда, а правительство наложило некоторые ограничения на приток рабочей силы.
«Миграция стала масштабным явлением в начале нынешнего столетия, а в момент ее пика в 2013 году в России работали более 2,7 миллиона граждан Узбекистана, более 1,2 миллиона граждан Таджикистана и почти 600 тысяч граждан Кыргызстана», – говорится в докладе, опубликованном польским Центром восточных исследований (OSW) в конце апреля нынешнего года. «Из-за кризиса их денежные переводы сократились на 48 процентов, с 13,6 миллиардов долларов в 2013 году (последнем году, предшествовавшем кризису) до 6,9 миллиардов в 2016 году (когда по сравнению с 2015 годом этот показатель упал на 2,95 процента). При разбивке данных по отдельным странам региона можно увидеть, что наибольшее снижение наблюдается в случае с Узбекистаном (около 59 процентов, с 6,7 миллиардов долларов до 2,7 миллиардов) и Таджикистаном (54 процента, с 4,2 миллиардов до 1,9 миллиардов долларов). Менее заметным сокращение трудовой миграции является в Кыргызстане (17 процентов, с 2,1 миллиардов до 1,7 миллиардов)».
В ответ на кризисные тенденции на рынке труда, российские власти стали понемногу перекрывать потоки мигрантов на своих границах. Согласно информации, предоставленной комитетом «Гражданское содействие», с 2013 года российское визовое законодательство менялось более тридцати раз. «Теперь всем иностранным работникам, прибывающим в Российскую Федерацию, необходима рабочая виза, а разрешения на въезд для граждан стран СНГ недостаточно для работы в России», – говорится в докладе, опубликованном пакистанским ресурсом Dispatch News Desk в нынешнем июле. Граждане стран СНГ все еще могут въезжать в Россию без визы, но работа на ее территории без рабочей визы является теперь незаконной, а нарушители подлежат аресту и депортации в страну происхождения. Эксперты считают, что наиболее актуальным вопросом, который предстоит решить центрально-азиатским правительствам, является возвращение таджикских трудовых мигрантов на родину. Ожидается, что около 90 тысяч таджикских граждан вернутся домой в самое ближайшее время.
Аналогичная «тень» нависла и над судьбой узбекских рабочих-мигрантов в России, хотя узбекское правительство пока не в состоянии оценить их количество. Лишь Кыргызстан, благодаря своему членству в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС), объединяющем страну с Россией, Беларусью, Казахстаном и Арменией, избавлен от этого сурового испытания. За первые пять месяцев нынешнего года денежные переводы трудовых мигрантов из России в Кыргызстан приблизились к 700 миллионам долларов США, что почти на 40 процентов больше по сравнению с прошлым годом, сообщают местные СМИ со ссылкой на правительственные источники. Таджикистан рассматривает вопрос о подаче заявки на прием в члены ЕАЭС, в то время как Узбекистан сейчас находится в процессе масштабных политических реформ, которые могут в конечном итоге привести к тому, что Ташкент также подаст аналогичную заявку. Однако, нынешние члены этого интеграционного объединения, похоже, отнюдь не намерены спешить с их приемом, предположительно, из опасений, что это может лишить их нынешних привилегий.
Это обстоятельство оставляет Узбекистан и Таджикистан лицом к лицу с огромной социально-экономической проблемой. Уровень безработицы в обеих странах довольно низкий: по данным Статистического комитета СНГ, по состоянию на конец 2014 года в Узбекистане насчитывалось 687 тысяч зарегистрированных безработных, или 5,1 процента трудоспособного населения. В Кыргызстане этот показатель по состоянию на конец 2015 года составлял 192 200 человек, или 7,6 процента трудоспособного населения. Относительно Таджикистана свежие статистические данные отсутствуют, но по состоянию на 2009 год уровень безработицы составлял 11,5 процента, и с тех пор почти ничего не было сделано для улучшения ситуации на рынке труда.
Государства с сильными финансовыми показателями могут справляться с такими цифрами, но обедневшие, лишенные сколько-нибудь значительных финансовых ресурсов страны, не способны нести такое бремя. Это означает, что экономике приходится решать проблемы самостоятельно, и здесь возникает фатальная тупиковая ситуация. В Кыргызстане затраты на промышленное производство в первом полугодии текущего года выросли на 4,2 процента, в то время как индекс потребительских цен вырос на 2,8 процента. В Таджикистане эти показатели составили соответственно 0,2 и 5,9 процентов. Поскольку основная часть производственных издержек приходится именно на заработную плату, это означает, что в Кыргызстане покупательная способность заработной платы возрастает, в то время как в Таджикистане она снижается.
Расходы на промышленное производство и потребительские цены являются взаимодополняющими показателями: увеличение или сокращение первого влечет за собой аналогичное изменение второго. Более того, высокие производственные издержки делают промышленную продукцию менее конкурентоспособной на трансграничных рынках, если только они не сопровождаются превосходным качеством, что при низких издержках крайне маловероятно.
Структурное решение проблемы – это не приток денежных средств инвесторов, как часто утверждается, в сочетании с мерами по подавлению коррупции и вымогательства. До тех пор, пока не существует ни национальных, ни региональных рынков, инвесторы должны иметь возможность извлекать прибыль за счет экспорта своих товаров за пределами этих ограниченных рынков. Это требует стимулирования и общей стабильности, только тогда инвесторы смогут рассматривать остальные риски, как неизбежное, но терпимое зло. Следует также учитывать, что частные инвестиции являются результатом экономического и рыночного совершенствования, а вовсе не причиной, вызывающей их. Призывы к изменениям в местной структуре были услышаны на всех уровнях впервые за долгие годы. Однако, поскольку они тесно связаны с необходимостью экономических реформ всей системы, приспособленной не для бедных, а лишь для богатых, такое решение нигде даже не планируется.
Все это приводит нас к очевидному выводу, что хотя зависимость экономики стран Центральной Азии от труда рабочих мигрантов – нежелательное явление, ее устранение на данный момент совершенно нереалистично.
