The New Yorker: Бориса Джонсона в премьеры? Угроза, ужасная своим комизмом

Весной 1989 года редакция газеты «Дейли Телеграф» (the Daily Telegraph) отправила Александра Бориса де Пфеффель-Джонсона (Alexander Boris de Pfeffel Johnson) в Брюссель, чтобы он освещал вопросы, связанные тогдашним Европейским экономическим сообществом. Джонсон, которому было 24 года, этот город хорошо знал. Его отец, Стэнли, был одним из первых британских чиновников, назначенных на работу в Европейскую комиссию после того, как в 1973 году Великобритания присоединилась к Европейскому Экономическому Сообществу (ЕЭС). Джонсон, когда ему было девять лет, вместе с родителями, младшими сестрами и братом переехали в Бельгию, пополнив ряды «сонного» сообщества эмигрантов. Джонсон был умным мальчиком. Он научился говорить по-французски без акцента.

Когда Джонсон вернулся, его отец пригласил опытного брюссельского корреспондента Джеффа Мида (Geoff Meade) в большой дом недалеко от станции Ватерлоо, в котором жила семья, на ланч. Мид со своей женой Сандрой выпивали, когда подъехало такси. «Мы никого к себе не ждали, поэтому удивились, увидев, как из машины выскочил этот необычный блондинистый парень в безумно ярких бермудах. Я этого никогда не забуду, — вспоминал Мид в вышедшей в 2011 году незабываемой биографической книге Сони Пернелл (Sonia Purnell) „Просто Борис: Рассказ о честолюбивом блондине» („Just Boris: A Tale of Blond Ambition») о человеке, который, как ожидается, станет следующим премьер-министром Великобритании. — Но за обедом стало ясно, что меня пригласили туда в качестве знаменитого и авторитетного журналиста, чтобы я познакомился с Борисом и помог ему».

Пернелл работала заместителем Джонсона в брюссельском бюро «Дейли телеграф», и написанный ею портрет политика как молодого репортера производит неизгладимое впечатление. Во-первых, Джонсон был в состоянии растерянности. Его уволили с первой работы в лондонской «Таймс» (The Times) за то, что он сочинил цитату об отношениях короля Эдуарда II с мальчиком, которую приписал своему крестному, преподавателю Оксфорда. Джонсон был неорганизованным, и у него не было особого журналистского опыта. Но у него был комедийный талант и гениальные способности распознавать контрпропаганду. В сборнике своих журналистских статей «Послушайте меня» («Lend Me Your Ears», 2003) Джонсон описывает рыночный подход к проверке мнений: «Всегда найдется кто-то, кто готов противостоять общепринятому мнению, кто готов покупать, когда рыночная активность низкая». Джонсон понял, что статьи в британских СМИ о порядке деятельности ЕЭС (которое в 1993 году было переименовано в Европейский Союз) по традиции были почтительными, точными и скучными. Он пошел другим путем.

Через полгода после приезда в Брюссель Джонсон начал выдумывать лукавые и предвзятые истории, в которых представлял европейский проект как бюрократически безумный. Улиток нужно считать рыбами, писал он. Берлемон, здание, в котором заседает Европейская комиссия, следовало, с точки зрения Джонсона, взорвать. Якобы Еврокомиссия даже хотела стандартизировать размеры презервативов. «Еврокомиссия отклонила планы Италии установить максимальную ширину презерватива в 54 миллиметра, — написал Джонсон в „Дейли Телеграф» восьмого мая 1991 года. — Вилли Хелин, пресс-секретарь отдела промышленных стандартов Еврокомиссии, сказал: „Это очень серьезное дело»».

Статьи Джонсона вызвали сенсацию. Его британским соперникам было приказано найти и воспроизвести их, чего они не смогли сделать, потому что зачастую ничего не было. Он был почти самопародией. Он ездил на разбитой спортивной красной машине. Носил дырявую одежду. Он опаздывал на пресс-конференции и специально говорил на плохом французском. Европейские чиновники понятия не имели, что с ним делать. «Мы отвечаем на его нападки, — сказал один из них. — Но проблема в том, что он смешнее наших возражений». Однажды, когда Джонсон в очередной раз появился на брифинге во всем своем «великолепии», неопрятным и взлохмаченным, один французский репортер спросил: «Что это за чудище?». Джонсон быстро стал любимцем правых евроскептиков из партии консерваторов и фаворитом Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher). «Все, что я писал из Брюсселя, как я понял, было своего рода бросанием камней за садовую ограду, и я слушал этот дивный грохот из оранжереи по соседству, а именно из родной Англии, — сказал Джонсон в эфире радиопередачи Desert Island Discs на Би-би-си в 2005 году. — И, честное слово, я, наверное, испытал довольно странное ощущение власти».

Трудно не заметить психологический мотив в нападках Джонсона на аппарат ЕС. Как отмечали его брат и сестры, в детстве Брюссель был для него городом детской травмы, местом, где он чувствовал себя очень несчастным. Джонсоны жили в большом доме в пригороде, рядом с лесом. Как пишет Соня Пернелл, Рэйчел Джонсон (Rachel Johnson), младшая сестра Бориса, а также известный журналист, сравнила жизнь в то время с сюжетом романа Рика Муди (Rick Moody) «Ледяной ветер» («The Ice Storm») о распадающейся семье. «Было такое же уныние, разобщенность», — сказала она. У Стэнли были романы, и брак медленно разваливался. Когда Джонсону было десять лет, его мать Шарлотта перенесла нервный срыв и девять месяцев пролежала в больнице. Бориса и Рэйчел отправили в интернат. Когда Джонсон опять приехал в Брюссель, он был женат на Аллегре Мостин-Оуэн (Allegra Mostyn-Owen), с которой он познакомился в Оксфорде. Супруги жили в невзрачной квартире, а этажом ниже жил зубной врач по имени Горис. Джонсон пропадал у себя на работе в «Дейли Телеграф». «Я обычно получала газету — вчерашние новости — и там статья с его подписью в чертовом Загребе, — вспоминала потом Мостин-Оуэн. — Тебе становится уже все равно, и ты начинаешь пить солодовый виски». Мостин-Оуэн боялась, что она сломается, как мать Джонсона. (Пара развелась в 1992 году, а через 12 дней Джонсон женился на своей второй жене, Марине Уилер (Marina Wheeler), которую он знал ребенком в Брюсселе). В редакции «Дейли Телеграф», окна которой выходили на красивую площадь, Джонсон закрывался в кабинете и перед тем, как начать писать статью, выкрикивал сам себе непристойности, заставляя себя писать. «Этот странный ритуал позволял тем, кто был его свидетелем, понять, что было источником бурных эмоций и возмущения, спрятанных под приветливой внешностью Бориса», — пишет Пернелл.

В 1994 году редакция «Дейли Телеграф» отозвала Джонсона из Брюсселя и назначила главным политическим обозревателем. Он был газетной звездой. Но его статьи больше не вызывали доверия. «К тому времени он стал карикатурой, и ему пришлось уйти, — сказал Соне Пернелл Джеймс Ландейл (James Landale), бывший тогда репортером Лондонской «Таймс», а теперь являющийся дипломатическим корреспондентом «Би-би-си». Чтобы отметить отъезд Джонсона из Брюсселя, Ландейл написал стихотворение по мотивам сказки о «Матильде, которая говорила неправду и была сожжена» Хилэра Беллока (Hilaire Belloc), в котором «Борис так жутко врал, что было сил /Что у людей повылезали глаза, отпали челюсти, и их всех перекосило». Когда Джонсон вернулся в Лондон, он признался редактору «Дейли Телеграф», что у него нет политических взглядов. «Но они у вас должны быть», — заверил его коллега. «Ну, я вообще-то против Европы и против смертной казни», — сказал Джонсон. «Уверен, вы что-нибудь с этим придумаете», — последовал ответ.

Для британской публики Джонсон является автоматически узнаваемой личностью, вошедшей в культуру. Это Берти Вустер (Bertie Wooster). У него взлохмаченные волосы. Он падает в водоемы (Борис Джонсон случайно упал в небольшую лондонскую речку, когда попытался помочь добровольцам в очистке ее вод от мусора — прим. перев.). Не исключено, что люди испытывают к нему симпатию из-за того, что он кажется беззащитным, и потому, что чувствуют, что он абсолютно несерьезен. «Борис способен запутаться в предложении, как ребенок на рождественском утреннике. Вам хочется, чтобы он добился успеха, и когда он его добивается, вы торжествуете вместе с ним, — говорит Майкл Гоув (Michael Gove), старый друг Джонсона по Оксфорду, такой же сторонник Брексита и политический соперник. В своей книге „Борис: Приключения Бориса Джонсона» („Boris: The Adventures of Boris Johnson») бывший коллега Джонсона Эндрю Гимсон (Andrew Gimson) пишет о его способности подбадривать и веселить людей, которая у современных британских политиков почти не встречается. „Если многие политики стремятся довести общество до совершенства, Борис верит в несовершенство человечества, и особенно в свое собственное несовершенство», — пишет Гимсон. (Эта биографическая книга была опубликована в 2006 году и дополнена в 2016 году). „Он не стремится достичь нереальных высот и не навязывает их другим».

Наверное, неудивительно, что Джонсон не такой уж и англичанин, как кажется. Он родился в Нью-Йорке. Свои сногсшибательно „наэлектризованные» светлые волосы он унаследовал от прадеда Али Кемаля (Ali Kemal), резкого в высказываниях журналиста родом из северо-западной Турции, который в последние дни существования Османской империи был министром внутренних дел. В 1909 году первая жена Кемаля, Уинифред Джонсон (Winifred Johnson), умерла при родах в Англии, оставив двоих детей, которых воспитывала ее мать. Дедушка Джонсона Осман Али, известный впоследствии как Уилфред Джонсон (Wilfred Johnson), бросил школу в 13 лет и отправился искать счастья в Египет. Во время Второй мировой войны Уилфред служил в Королевских ВВС и разбил самолет, пытаясь выполнить трюк для своей жены, представительницы не очень знатного европейского аристократического рода по имени Ирен Уильямс (Irène Williams), которая наблюдала за полетом. Уилфред получил тяжелую травму. Впоследствии об этом в семье говорили как об отличной шутке», — пишет Гимсон.

Образование Борис Джонсон получал в привилегированных учебных заведениях, но его воспитание и обучение зависело от разных обстоятельств. Стэнли переезжал и менял место работы. Его мать была слабой и легкоранимой. Борису важно было добиться победы, но подготовка к этому оригинальностью не отличалась. В Итоне, играя в школьном театре, Джонсон приводил в восторг других мальчиков, забывая текст. Однажды, когда он играл в шекспировском «Ричарде III», он приклеил страницы сценария к колоннам школьной галереи и весь спектакль бегал между ними. Он был небрежен, постоянно опаздывал и пребывал в ожидании великого будущего. «Полагаю, он искренне считает, что мы поступаем скверно, не считая его исключением, человеком, который должен быть свободен от рамок обязательств, в которых находятся все остальные», — писал старший воспитатель Джонсона Мартин Хаммонд (Martin Hammond) весной 1982 года, когда Джонсону было 17 лет. Несмотря на свою безалаберность, Джонсон рассчитывал, что его назначат капитаном школы, старостой пансиона в Итоне, что и произошло. Он выглядел соответственно этому положению. Он пел гимны. «Странно, но ему нравится не стихийная и бессистемная общественная жизнь, а упорядоченная, — сказал Хэммонд в интервью Гимсону. — Борис вовсе не был мятежником. Он был полноправным членом племени».

То же самое было в и Оксфорде, где Джонсон стал членом Буллингдон клуба, самого эксклюзивного мужского клуба университета, и стремился стать президентом «Оксфордского союза», университетского дискуссионного общества. Джонсон прочно стоял на ногах. Ради смеха можно сыграть все, что угодно. Джонсон стал президентом Союза, делая вид, что поддерживает социал-демократическую партию, которая в то время была модной, и перешел в ряды консерваторов, когда получил работу. Американский социолог Фрэнк Лунц (Frank Luntz) тоже тогда учился в Оксфорде, и он отговаривал Джонсона, советовал не делать этого. «Это очень маленькая страна, и это неправильно, — сказал Лунц. — Тебе это припомнят, и будут неприятности». Но это не так, потому что — да какая разница? В 1988 году Джонсон написал главу о студенческой политике для сборника эссе «Оксфордский миф» («The Oxford Myth»), вышедшего под редакцией его сестры. В своем эссе он подчеркнул значение воспитания восторженных сторонников. «Необыкновенное искусство кандидата состоит в том, чтобы потворствовать заблуждению своих марионеток-подпевал и холить их самообман», — написал тогда Джонсон. В 2003 году, уже будучи настоящим политиком, Джонсон отрекся от такого понимания своего поведения в молодости: «Я думаю, что мое эссе является классическим примером английского жанра ложного самоуничижения».

Это так по-джонсоновски. Ложь, перформативные фразы, ипостаси личности — все это наслаивается одно на другое (иногда с вкраплениями латыни) до тех пор, пока все не забудут, в чем суть дела. В Брюсселе Джонсон ограничился изворотливой журналистикой. Вернувшись в Лондон, он применил ту же тактику в отношении работы, внебрачных связей и политических позиций. В 1999 Джонсон стал редактором остроумного журнала правого толка «Спектейтор» (The Spectator), который традиционно близок к консервативной партии. Журнал принадлежал медиа-магнату Конраду Блэку (Conrad Black), который звонил Джонсону и спрашивал, как идут дела. Джонсон говорил, что пытался превратить журнал в «нечто вкусное». «Открытие твердой пищи, за которым вдруг неожиданно последовал взрыв шоколадного вкуса, — рассказывал Блэк Гимсону. — Все это чепуха, но зато в ней проявляется богатое воображение»



В 2001 году в возрасте 36 лет Джонсон был избран членом парламента от избирательного округа Хенли, тихого пристанища консерваторов в графстве Оксфордшир. Когда на него стали оказывать давление с требованием уйти из «Спектейтора» из-за конфликта интересов, он возразил и придумал то, что стало его самым известным политическим афоризмом: «Я хочу убить сразу двух зайцев». Джонсон терпеть не может выбирать что-то одно из двух — даже если приходится выбирать между правильным и неправильным. В 2003 году Линн Барбер (Lynn Barber) из газеты «Обсервер» (The Observer) спросила Джонсона, по каким причинам он был бы готов уйти в отставку. «Я немного оптимист, поэтому вряд ли мне придет в голову мысль об уходе в отставку, — ответил он. — Я чаще всего думаю о том, как все это совместить и, если можно, спокойно найти путь к решению проблемы».

Это качество способствует формированию совершенно другого, нацеленного на эффект представления о политике. Общественное благо Джонсона не прельщает. Его герои — Бенджамин Дизраэли (Benjamin Disraeli) и Уинстон Черчилль (Winston Churchill), два других бывших журналиста и в некотором смысле «заблудших» аутсайдера, которые стали премьер-министрами, представлявшими партию консерваторов. «Я пробился наверх», — сказал Дизраэли, дойдя до Даунинг-стрит. Джонсон также представляет себе политику как неизбежное восхождение вверх, спектакль, проходящий по принципу «победитель получает все», в котором его участие не подвергается сомнению. В интервью в эфире программы Desert Island Discs ведущая Сью Лоули (by Sue Lawley) спросила Джонсона о его амбициях. «Мой кремниевый чип, мой честолюбивый кремниевый чип, запрограммирован на то, чтобы попытаться пробиться наверх, пройдя этот „путь чести», взобравшись по этой лестнице…. На мой взгляд, британское общество устроено именно так».

Погоня — это все. В 1987 году Джонсон женился на Мостин-Оуэн, которую считали самой красивой женщиной в Оксфорде. Для церковной службы ему пришлось одолжить у друга парадные брюки и запонки, и на приеме он потерял обручальное кольцо (его отец кольца никогда не носил). Выступая с речью, Джонсон неправильно процитировал П. Г. Вудхауса (P. G. Wodehouse), и его речь прервал критическим замечанием гость, прибывший на вертолете. «Молодец, — крикнул в ответ Джонсон. — Дайте человеку кокос». Мостин-Оуэн позже назвала свою свадьбу «не началом отношений, а их концом»

В 2008 Джонсон стал мэром Лондона победив в ходе хорошо организованной кампании лейбориста Кена Ливингстона (Ken Livingstone), занимавшего пост мэра и баллотировавшегося вновь. У Джонсона почти не было никакой политической программы и фактически никакого штата. «Борис — своеобразный парень, — сказал Ник Боулз (Nick Boles), бывший член парламента от консервативной партии, который в то время был консультантом Джонсона. «Нет никаких „джонсонцев»». Когда брендом является личность, трудно играть вспомогательную роль. В первые месяцы пребывания у власти Джонсона привлекла идея стать «мэром-председателем» с заместителем, который фактически выполнял бы работу мэра. И он назначил Тима Паркера (Tim Parker), специалиста по бизнесу, чтобы тот всем распоряжался. (Джонсон вел еженедельную колонку в «Дейли Телеграф», за что ему платили 250 тысяч фунтов в год). Но через несколько месяцев этот эксперимент провалился. Джонсон руководил мэрией так же, как он руководил «Спектейтор» — сумбурно, по-особому, таким образом, что события, скажем, «просто происходили». «Борис окружен людьми, которые стремятся продвигать свою собственную карьеру, а не его концепцию, но он, похоже, не возражает. И мы все равно не понимаем, что это за концепция», — сказал один из чиновников Соне Пернелл.

Надо отдать Джонсону должное — за восемь лет его пребывания на посту мэра не произошло ничего катастрофического. В августе 2011 года, когда в длинные выходные в городе вспыхнули беспорядки из-за убийства полицейского на севере Лондона, он с семьей был на отдыхе в Канаде и вернулся в страну только через три дня. Но когда толпа обрушилась на него с критикой в Клэпхеме, где были разграблены магазины, он спас ситуацию, схватив метлу, будто собираясь принять участие в уборке территории. Возгласы возмущения сменились аплодисментами. Однако по сравнению с Ливингстоном Джонсон почти ничего не оставил в городе после себя. Ливингстон, который был первым избранным мэром Лондона, ввел сбор против пробок и карту «Ойстер» (Oyster) для поездок в метро. Он увеличил количество полицейских на шесть тысяч и добился государственного финансирования строительства линии метро «Кроссрейл» (Crossrail), стоимость которой составляет 18 миллиардов фунтов стерлингов и которая откроется в 2021 году. А наследие Джонсона — это несколько незначительных проектов: популярная городская система велопроката, которая была задумана еще до его вступления в должность, канатная дорога через Темзу; башня/скульптура/туннельный слайд «Орбита АрселорМиттал» (ArcelorMittal Orbit) в Олимпийском парке в восточном Лондоне, а также двухэтажные ретро-автобусы, в которых летом невыносимо жарко. Его привлекает не реальная политика, а фантастические объекты. Долгие годы, будучи мэром, Джонсон мечтал построить новый аэропорт в болотах у берегов Темзы, «Борис-Айленд». А после голосования за Брексит он любит говорить о строительстве 35-километрового моста через Ла-Манш во Францию.

Неизменный образ Джонсона как мэра появился во время Олимпийских игр 2012 года, право на проведение которых было получено, когда мэром был Ливингстон. На мероприятии в Виктория-парке Джонсон должен был эффектно «пролететь» над зрителями, двигаясь по канатной дороге. Он постепенно замедлил движение и остановился. Он застрял на полпути, держа в руках два маленьких британских флага. Это злоключение никакого ущерба ему не причинило. В своей книге «Политический спорт и спорт политики: Психолого-культурное исследование игры, выходки Бориса Джонсона и лондонские Олимпийские Игры 2012 года» («Political Sport and the Sport of Politics: A Psycho-Cultural Study of Play, the Antics of Boris Johnson and the London 2012 Olympic Games»), вышедшей в 2014 году, Кандида Йейтс (Candida Yates), профессор культурологии и коммуникации из Борнмутского университета, называет Джонсона политиком, который, как кажется, подрывает существующий порядок, но личность которого, по своей сути являющаяся английской, а сам он, клоун-любитель, лишь способствуют укреплению этого порядка. «Политическая личность Джонсона таит в себе опасность, — пишет Йейтс. Он ведет себя так, что обладающие властью люди, в том числе и он сам, выглядят смешно, но это не значит, что он мечтает передать власть кому-то другому. Он является полноправным членом племени». Для британских избирателей, утверждает Йейтс, талант Джонсона заключается в том, что он «ассоциируется с фантазией о „родной стране» как человек, живущий в более раннюю, менее сложную и безопасную эпоху, предшествовавшую глобализации, с ее ура-патриотизмом, уличными вечеринками, любительским общественным спортом и классовыми различиями».

Величайшей фантазией «родной страны» является Брексит. 21 февраля 2016 года Джонсон завил, что будет выступать за выход Великобритании из Евросоюза. Тогда — за четыре месяца до референдума — у тех, кто выступал за Брексит, пока еще не было единой официальной организации, и их было намного меньше, чем тех, кто при поддержке государства выступал за то, чтобы остаться в составе ЕС. Как написал Тим Шипман (Tim Shipman) в первой части своего захватывающего дух, всеобъемлющего и многотомного повествования о британской политике с 2016 года «Масштабная война» («All Out War»), Джонсон, чтобы принять решение, подготовил три статьи-мнения — две с аргументами в пользу выхода из ЕС и одну с аргументами в пользу того, чтобы остаться в ЕС. В наброске его первой статьи было 600 слов о правилах дорожного движения. За несколько часов до объявления своего решения он отправил сообщение премьер-министру Дэвиду Кэмерону (David Cameron), который учился с ним в Итоне, но поступил туда на два года позже. Перефразируя Киплинга, Джонсон предсказал, что «Брексит будет раздавлен, как жаба под бороной». Десятки репортеров собрались у его дома. «Я 30 лет писал об этом…. И теперь у меня есть шанс что-то сделать, — сказал Джонсон на импровизированной пресс-конференции. — Я буду агитировать за то, чтобы люди голосовали за выход из ЕС — или как там называется эта команда. Я понимаю, что их много, и я хочу сделать так, как лучше для людей этой страны. Позже он назвал свое сумбурное заявление „чушью собачьей в имперском духе и отстоем».

Сначала Джонсон пообещал, что он не будет привлекать к себе внимание и играть заметную роль в агитации за Брексит или критиковать консерваторов, которые выступают за то, чтобы остаться в ЕС, но свое слово он держал всего несколько дней. Дебаты по поводу референдума люди проводили за него. Это настроило правительство, которое было скучным, осторожным, сдержанным и знало о проблемах в отношениях Великобритании с ЕС, против сторонников Брексита, само название которых содержало в себе некий оттенок насмешки и безрассудства. Кэмерон и лояльные ему министры публиковали информационные сводки и подборки данных, предупреждая об экономических и политических рисках, связанных с Брекситом. А в это время Джонсон со своей командой ездили по стране в ярко-красном автобусе, размахивая спаржей (для популяризации развития британского сельского хозяйства) и обещая в случае выхода из ЕС возвращать Национальной службе здравоохранения по 350 миллионов фунтов в неделю, что было ложью.

Как и брюссельские чиновники 25 лет назад, противники Брексита не смогли противостоять Джонсону. „Борис Джонсон непробиваемый — это мистер тефлон, — написал один из них в записке примерно за месяц до референдума. — Почти все респонденты считают его смешным и забавным. Одни принимают его всерьез, другие — нет, но никто из них не обращает внимания на его ошибки и вздор, который он несет. Они говорят: » Но это же Борис». Его считают обманщиком, но умным.

Благодаря атмосфере веселья вокруг Джонсона у него есть возможность распространять зловещие идеи и уклоняться от последствий. Когда Барак Обама, выступая перед журналистами, заявил, что Брексит негативно скажется на торговых перспективах Великобритании, Джонсон написал колонку, в которой сказал о «наследственной неприязни президента — наполовину кенийца — к Британской империи». (Джонсон также написал о «толпах размахивающих флагами негритят в Африке» с их «арбузными улыбками» и назвал мусульманских женщин, носящих никабы, «почтовыми ящиками»). В кульминационный момент, в последний день перед референдумом во время телевизионных дебатов между сторонниками и противниками Брексита Джонсон занял позицию, которую ранее отстаивал Найджел Фарадж (Nigel Farage), лидер Партии независимости Соединенного Королевства, а теперь — лидер партии «Брексит». Он назвал день проведения референдума днем независимости Великобритании, провозгласив националистический лозунг, который произвел в обществе фурор.

Утром 24 июня 2016 года, после того как результат референдума стал ясен, Кэмерон подал в отставку. Джонсон и Гоув, два самых известных и активных сторонника Брексита, прибыли на пресс-конференцию с испуганным видом. В течение нескольких недель Джонсон должен был обосноваться на Даунинг-стрит. Но уже не в первый раз, получив то, чего он очень хотел, Джонсон расслабился и отвлекся от предмета своих устремлений. На следующий день после самого знаменательного события в британской политике за последние несколько десятилетий Джонсон отправился в деревню играть в крикет с девятым графом Спенсером. На следующий день он устроил барбекю.

Джонсон и Гоув объединились, создав «команду мечты», чтобы возглавить новое правительство, ориентированное на Брексит. Договор продлился шесть дней. За день до того, как Джонсон должен был начать свою предвыборную кампанию в борьбе за пост премьер-министра, он все еще не написал текст своей речи. Боулз, член парламента, который консультировал Джонсона, когда тот стал мэром в 2008 году, вспоминает, как увидел Джонсона — вокруг него лежали клочки бумаги, на которых было написано по нескольку строк. «Джонсон гордился своими литературными способностями, умением обращаться со словами, — пишет Шипман. — Но в самый ответственный момент, когда к нему было приковано все внимание, и он был наиболее уязвим, эти способности видимо, его подвели. Джонсон сказал Боулзу: «У меня ничего нет». Гоув и сам участвовал в борьбе за пост премьер-министра. Джонсон снял свою кандидатуру еще до начала кампании.

С распадом «команды мечты» открылся путь на пост премьер-министра для Терезы Мэй. К великому удивлению Джонсона (и всех остальных), Мэй выбрала его кандидатуру на пост министра иностранных дел. («Ну а дальше? На пост министра здравоохранения назначат Дракулу?», — спросил представитель Социал-демократической партии Германии). В возрасте 52 лет Джонсон был назначен на одну из главных должностей в правительстве Великобритании. Получив возможность сформировать заслуживающую доверия концепцию выхода из ЕС, а также повлиять на отношения Великобритании со своими соседями в Европе и во всем мире и улучшить эти отношения, Джонсон ничего из этого не сделал. Да, ему мешала Мэй, которая из своего офиса на Даунинг-стрит строго контролировала все, что связано с Брекситом. Верно и то, что единственным вкладом Джонсона в обсуждение нелегких компромиссов, связанных с самым важным со времен Второй мировой войны политическим вызовом, с которым столкнулась Великобритания, было то, что он повторил свои слова 20-летней давности о зайцах: «Моя политика в отношении зайцев направлена на то, чтобы убить их обоих».

На протяжении недолгого периода пребывания Джонсона на посту министра иностранных дел периодически наступали моменты идиотизма. В январе 2017 года, когда Джонсон находился в пагоде Шведагон, буддийской святыне в Мьянме, из микрофона послышалось, как он бормочет себе под нос стихотворение колониальных времен (опять Киплинг), после чего британский посол остановил его. В ноябре того же года Джонсон сказал, что гражданка Великобритании иранского происхождения Назанин Загари-Рэтклифф (Nazanin Zaghari-Ratcliffe), находившаяся с 2016 года в тегеранской тюрьме по обвинению в шпионаже, преподавала в Великобритании журналистику, хотя ее родственники настойчиво заявляют том, что она просто была там в отпуске. Иранские чиновники воспользовались оплошностью Джонсона, и Загари-Рэтклифф по-прежнему находится в тюрьме.

В документальном сериале «Би-би-си» под названием «В министерстве иностранных дел» («Inside the Foreign Office»), премьера которого состоялась в ноябре прошлого года, Джонсон изображен как рассеянный, постоянно отвлекающийся от дела шут, не имеющий ни идей, ни плана действий. «Мы получили не замечательный вариант, а хороший», — говорит Джонсон, когда он и его команда садятся в самолет британского правительства, направляющийся в Португалию. «Почему они пытаются обдурить нас?— спрашивает он французов во время переговоров по Брекситу. — Они хотят больше денег?». В июле 2018 года, после того как Мэй огласила вариант своего запланированного компромисса с ЕС, Джонсон ушел из правительства. Мечта Великобритании о Брексите, написал он в своем заявлении об отставке, «умирает, задыхаясь от излишних сомнений».

В прошлом месяце Джонсон был первым, кто выставил свою кандидатуру на участие в борьбе за место преемника Терезы Мэй. Тот, кто заменит ее на посту лидера Консервативной партии, автоматически станет премьер-министром. На момент написания этой статьи в борьбе участвовали десять консерваторов из числа членов парламента. Их коллеги по парламенту выберут две окончательные кандидатуры, которые затем будут бороться за голоса 160 тысяч членов консервативной партии страны — в основном белых, в основном пожилых пламенных сторонников Брексита. Джонсон, который пообещал вывести Великобританию из Евросоюза 31 октября этого года, заключив соглашение или без соглашения, является абсолютным фаворитом. Он постригся, ведет себя сдержанно и занимается предвыборной кампанией. Конечно, пока еще может так случиться, что он не станет премьер-министром. Его вера в свои силы может сравниться только с его способностью к самосаботажу. До этого момента жизнь и карьера Джонсона были своего рода памятником ложному оптимизму и склонности выдавать желаемое за действительное. Памятником нелепым планам и надеждам, которые поразительным образом сбываются. Брексит — это почти то же самое. «У меня ничего нет», — сказал Джонсон. И Британия скоро узнает, что означает это «ничего».

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.