Telegraph: наши действия у Крыма оправданы призванием Британии — править морями во имя закона
У Британии есть постоянный интерес к открытым морским путям. Мы живем на множестве островов и зависим от постоянного потока контейнеров через Феликсстоу, Гримсби, Белфаст, Саутгемптон и Ливерпуль. У нас также есть постоянный интерес к принципу, согласно которому границы не должны изменяться силой.
Это краткий ответ тем, кто спрашивает, почему мы направили судно Королевского флота в воды Крыма — территории, оккупированной Россией, но считающейся украинской остальным миром.
Россия отреагировала на присутствие эсминца «Дефендер» с предсказуемой воинственностью, оглушая людей на корабле шумом от реактивных самолетов и поднимая фонтаны воды поблизости от залпов из корабельных орудий. Присутствие британских журналистов на борту военного корабля побудило некоторых комментаторов задать вопрос, не было ли все это просто шоу, показухой с целью козырнуть нашим стремлением во всем походить на «настоящего мачо». Этаким упражнением новейшей формы джингоизма (воинственного британского национализма, который с 1960-х годов открыто осуждался в Британии как тупой и реакционный стиль политики и опасное настроение в обществе — прим. ред.) в стиле нынешнего премьера Бориса Джонсона?
На самом деле то, что мы сделали, — это было утверждение права на свободное судоходство, от которого выигрывают все страны, и Британия больше остальных. Это была защита международного порядка, напоминание о том, что фактическое положение дел автоматически не берет верх над верховенством закона. А также знак того, что Великобритания по-прежнему готова действовать как всемирный взрослый в мире, где многие ведут себя как дети.
Когда критики жалуются на наш ура-патриотизм (джингоизм), они, возможно, говорят еще больше правды, чем хотели бы сказать. Само слово «джингоизм» появилоь во время русско-турецкой войны 1877 года, которая вызвала беспокойство в Великобритании по поводу того, что [российский] царь захватит Босфор и Дарданеллы, превратив Черное море в русское озеро и закрыв его для международного судоходства.
Эти опасения нашли выражение в популярной песне тех времен:
«Мы не хотим воевать, но, черт возьми, если придется,
То у нас будут и корабли, и люди, и деньги.
Мы сражались с Медведем и раньше потому, что мы британцы,
Русским не получить Константинополь!»
Другими словами, это песня о сдерживании: о готовности продемонстрировать пропорциональную силу, чтобы не пришлось сражаться на самом деле. Что тогда, в девятнадцатом веке, в целом и произошло. Когда русские двинулись на Константинополь в 1878 году, Британия послала флот. Русские сразу остановили наступление, и проливы остались открытыми для международного судоходства. Джингоизм, или как там вы его хотите назвать, так вот, джингоизм тогда сработал.
Тот факт, что джингоизм помог осуществить цели Дизраэли (британский премьер, управлявший страной во время русско-турецкой войны — прим. ред.), конечно, автоматически не делает его правильной стратегией сегодня. Есть несколько вопросов, которые необходимо рассмотреть. Должны ли мы по-прежнему думать о России как о противнике? Есть ли у нас по-прежнему интересы в Черном море? В состоянии ли мы в наши дни контролировать мировые океаны? Может ли какая-то другая страна или коалиция стран выполнить эту работу лучше?
Давайте рассмотрим эти вопросы по порядку. Во-первых, Россия. В наши дни нет никаких геостратегических причин рассматривать Россию как угрозу. Нам больше не нужно бояться нападения России на Индию, угрозы, которая преследовала наших викторианских предков. В середине двадцатого века Алан Джон Персиваль Тейлор утверждал, что Россия как полуевропейская страна была естественным партнером Великобритании, теория, которая была представлена в несколько иной форме Энохом Пауэллом.
Чего оба не учли, так это характера режима в Кремле. Хотя Россия как Россия, возможно, и не ссорилась с нами, но советский коммунизм, безусловно, ссорился. Так же, к сожалению, ссорился с нами и Владимир Путин, чьи агенты дважды убивали в Англии людей, живущих здесь под сенью мира и порядка от Ее Величества. С технической точки зрения такие действия — это акт войны.
Цели Путина не совпадают с целями Ленина. Он не стремится тиражировать свой режим по всему миру или распространять революцию. Хотя, как и большинство россиян, он чувствует фантомную боль ампутированных республик, но реваншизм Путина ограничен и носит локальный характер.
Его цель не в том, чтобы восстановить российское присутствие в Афганистане или Восточной Германии. Скорее, это регулярные стычки с Западом ради того, чтобы держать российский народ в состоянии постоянной тревоги и уязвленного патриотизма. Даже автократы зависят от меры подлинной общественной поддержки, и Путин знает, что морское столкновение у берегов Крыма усиливает менталитет осажденной крепости, на котором зиждется его режим.
Так зачем же давать ему то, что он хочет? Потому что наш элементарный интерес к свободе мореплавания имеет большее значение, чем любое пропагандистское использование телеканалом RT этой встречи.
Справедливо отметить, что мы стали сторонниками морских законов только после того, как захватили власть на море. В шестнадцатом веке мы были каперами, охотно игнорирующими международные соглашения, заключенные континентальными государствами. В семнадцатом мы стремились вырвать военно-морское превосходство у голландцев, утверждая на основе права силы, что их корабли должны приветствовать наши в знак признания нашего «суверенитета над морями». Но к восемнадцатому веку мы поняли, что больше выиграем не грубой силой, а выступая от имени глобального порядка и законности, при которых гражданское судоходство будет беспрепятственным, а торговля процветет.
С тех пор мы являемся главными защитниками морского права и других морских конвенций. Если о какой-либо стране можно сказать, что это она написала правила, то это сделали мы.
Конечно, правда, что мы уже не та океанская военная сила, которой были когда-то. Но давайте не будем терять чувство перспективы. Когда дело доходит до способности проецировать военно-морские силы, мы уступаем только Соединенным Штатам.
Если вы подсчитаете все заморские территории, составляющие наш расширенный архипелаг, то мы несем ответственность за 4,2 миллиона квадратных миль океана — площадь, примерно вдвое превышающую площадь Индии или в 30 раз превышающую площадь Великобритании. Поскольку штаб-квартиры мирового страхового рынка, законодательства и судоходства находится в Лондоне, мы явно заинтересованы в поддержании мирного международного порядка.
Очевидно, что мы не одиноки в желании мирной торговли. Большинство западных стран разделяют эту цель. И действительно, Франция и Германия иногда ставят целью направить один из своих военных кораблей по жизненно важным морским маршрутам.
Но Франция и Германия еще на прошлой неделе стремились приблизить ЕС к России, к изумлению восточных членов этого Союза. Когда Германия решила продолжить строительство газопровода «Северный поток — 2», к ужасу Соединенных Штатов, стало понятным, что именно англо-саксонские государства (англосфера) должны взять на себя инициативу в деле сдерживания России.
Давайте проясним, о чем идет речь. Будь то отправка эсминца «Дефендер» в Крым или авианосца «Королева Элизабет» в Южно-Китайское море, мы должны быть готовы довести дело до конца. Регулярные и повторяющиеся морские переходы военных кораблей демонстрируют силу. Одиночный рейс сигнализирует о слабости. Восстановление присутствия в отдаленных океанах представляет собой возвращение к нашему традиционному призванию — править морями.
После 1945 года у нас были веские причины сосредоточиться на Западной Европе. Но в нашей истории та эпоха была в высшей степени необычной. Когда мы снова обращаем свой взор на открытое море, мы должны осознавать ответственность и издержки. И если не мы, то кто?
