«Список русофобов» надо начинать с Кремля



«Список русофобов» надо начинать с Кремля


В начале июня Россия запретила въезд на свою территорию 20 «особо русофобски настроенным политическим и общественным деятелям Эстонии» (это официальная формулировка). Среди прочих, в этот список попал и экс-президент Тоомас Хендрик Ильвес, что выглядит беспрецедентным для современных дипломатических отношений.

Эта история уже широко обсуждалась в СМИ Эстонии, но мне бы хотелось обратить внимание на абсурдную природу самого этого термина. А также — поразмышлять о том, кого в действительности можно называть русофобами?

«Путин — это Россия»

«Phobos» по-древнегречески означает «страх». Поэтому российский запрет на въезд «русофобов» выглядит совершенно нелепо — кто же по своей воле поедет в страну, которая вызывает страх? Еще большего абсурда добавляет тот факт, что в этом списке присутствует немало русскоязычных граждан Эстонии, о которых невозможно сказать, будто они «боятся» русского языка и культуры.

Эта ситуация показывает, что в термин «русофобия» кремлевская власть вкладывает какой-то совершенно другой смысл. И он вполне очевиден — фигуранты этого списка весьма критично относятся к имперской политике путинского Кремля. Именно на этом основании российская власть называет их «русофобами».

В отличие от демократических стран, где власть постоянно меняется на выборах, в России свойственно отождествлять власть и страну в целом. Известно высказывание кремлевского чиновника Вячеслава Володина: «Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России». Поэтому персональные санкции, наложенные западными странами на деятелей нынешнего режима (например, список Магнитского) кремлевская пропаганда изображает как направленные против всех россиян.

При этом жертвами такой политики становятся обычные россияне. Например, с 2014 года российская власть запрещает импорт доступных и качественных европейских продуктов питания. Впрочем, самих деятелей власти это не касается — у них достаточно денег и возможностей, чтобы обойти любые запреты. А в России уже ходит печальная шутка: — «Как Кремль ответит на новые западные санкции?— Будет бомбить Воронеж!»


Два народа — «элита» и «крепостные»


Очередной наглядной иллюстрацией этих «двойных стандартов» стал начавшийся Чемпионат мира по футболу. Я уже писал об этом, но каждый день появляются новые показательные примеры: в то время как пропаганда громко заявляет о «мировой открытости России», для обычных граждан полицейский режим ужесточается — в Ростове в городских автобусах проверяют паспорта, в Дагестане вводят запрет на выезд из республики и т.д.

Самый актуальный пример — на прошлой неделе российское правительство приняло решение о повышении пенсионного возраста. Однако этот указ не касается государственных служащих, а также сотрудников силовых структур — они по-прежнему выходят на пенсию раньше, и сама пенсия у них гораздо выше, чем у большинства населения. Это фактически два разных народа — «элита» империи и ее «крепостные». Саму российскую власть, которая опасается реально свободных выборов и принимает все более репрессивные законы по отношению к своим гражданам, можно в полном смысле слова назвать русофобской.

Кремлевская пропаганда сегодня воспевает «великую державу» и «победителя» Сталина. Хотя в реальности Сталин был главным русофобом ХХ века — при нем фактически было уничтожено русское крестьянство, и миллионы россиян прошли через ГУЛАГ. Однако именно в сталинской пропаганде закрепилось ложное тождество «русского» и «имперского». Но обычные русские граждане тогда не были хозяевами своей судьбы — в послевоенные годы их в приказном порядке переселяли, например, в оккупированные страны Балтии или в Крым, откуда депортировали крымских татар. Русские — такие же жертвы империи, как и другие народы, но проблема в том, что они более восприимчивы к имперской пропаганде. Это многовековой «стокгольмский синдром», когда жертва начинает сочувствовать преступнику.

Профессор Кембриджского университета Александр Эткинд утверждает, что историческое отличие России от других крупных стран состояло в том, что она развивалась методом «внутренней колонизации». Это означало, что имперская власть (в Москве, затем в Санкт-Петербурге, и затем снова в Москве) воспринимала всю окружающую страну не как множество разнообразных регионов, где живут равноправные граждане, но сугубо как собственные колонии, которые должны лишь поставлять «центру» экономические ресурсы и не иметь никакого политического самоуправления.

Интересно, что эта давняя имперско-колониальная модель проявилась даже в постсоветские годы. В 1993 году президент Ельцин запретил проект Уральской республики, в которую местные власти хотели преобразовать Свердловскую область. Они не хотели выходить из состава России, но требовали равноправной федерации и повышения своего регионального самоуправления до уровня, например, Татарстана. Но оказалось, что у русских регионов нет никакого права голоса — за них всех «говорит Москва»!


«Русофобия» как замена «антисоветизма»


Можно вспомнить, что термин «русофобия» в российских СМИ появился в те же 1990-е годы, после краха СССР. Но в основном его использовали русские националистические издания, довольно маргинальные в ту эпоху. Однако при Путине этот термин вдруг обрел официальный статус — но совсем в другом смысле, чем раньше. Если националисты трактовали «русофобию» этнически, то теперь «русофобами» стали называть всех критиков кремлевской политики. И парадокс состоит в том, что многие известные националисты, если они не поддерживали власть, сами оказались «русофобами». Например, Александр Белов (Поткин) отсидел в тюрьме 3 года за отказ участвовать в кремлевской военно-пропагандистской кампании против Украины.

Еще один парадокс современной российской политики — Кремль жалуется на «русофобию», которая возрастает на Западе, но при этом сам заставляет другие страны опасаться России. Какие еще чувства у европейцев и американцев могли вызвать восторженные рассказы Путина о новейшем российском оружии, которым он посвятил основную часть своего президентского послания в этом году?

Историческое авторство термина «русофобия» принадлежит известному поэту и дипломату XIX века Федору Тютчеву. Но в царской России он не получил широкого распространения. Современное использование этого термина российской властью является своего рода заменой термина «антисоветизм», которым в СССР обозначали все «вражеские» взгляды, противоречившие советской пропаганде.

Но с распадом СССР «антисоветизм» исчез. Возможно, та же судьба ожидает и пропагандистскую «русофобию»…