Slate: Фийон играет на симпатии французов к России, хотя Путин им не по душе



Slate: Фийон играет на симпатии французов к России, хотя Путин им не по душе


Владимир Путин не пользуется популярностью во Франции, пишет журналист Slate Даниэль Верне, и 72% французов о нем плохого мнения. Однако Франсуа Фийон, фаворит на французских праймериз, все же выступает за возобновление отношений с российским президентом. У него нет никаких иллюзий относительно российского лидера, но он может извлечь пользу из некоторой симпатии, которую французы испытывают к России вне зависимости от того, кто ей правит.

Эту симпатию объясняет ряд факторов. Прежде всего, французы восхищались сильной личностью Сталина, а Путин сейчас и сам предстает «железным человеком», который может охотиться на медведя, пилотировать боевой самолет, даже отыскать на дне озера старинные предметы, которые лежали там веками. Путина любят еще и за то, что он может разом отправить свои самолеты бомбить Сирию, тогда как лидеры демократических стран, кажется, парализованы бесконечными согласованиями. Такой авторитаризм привлекает крайне правые силы, которые считают, что они вместе с Россией разделяют традиционные ценности, превозносимые с помощью православной церкви, ставшей одной из идеологических основ российского режима.

Некоторые представители левого крыла, наоборот, считают Россию наследницей Советского Союза. И хотя Москва больше не ассоциируется с родиной пролетариев, она остается центром сопротивления американскому империализму.

Приверженцы политики де Голля хотят, в свою очередь, возобновить дружбу с Россией, чтобы вернуть французской внешней политике независимость. Их прельщают идеи равенства сил и согласия наций, которые продвигает Путин, поскольку они считают, что в таком случае и Франции удастся занять стоящее место в международной системе.

К неоголлистам автор статьи относит и самого Франсуа Фийона. Как он отмечает, по их мнению, для борьбы с исламистами в Сирии и Ираке нужно сотрудничество с Россией. И эта необходимость оказывается для них важнее, например, агрессивной политики России на Украине. Однако, настаивает автор статьи, стараясь всячески откреститься от так называемой атлантической позиции, неоголлисты забывают, что во время экзистенциальных кризисов (на Кубе или в Берлине) их кумир генерал де Голль всегда оставался в западном лагере и иногда занимал даже более жесткую позицию, чем Соединенные Штаты.

Симпатии к России опираются на культурный фундамент, корни которого ведут еще в XVII век, когда французские ученые мужи помогали российским правителям проводить реформы. Кроме того, во Франции любят, хотя и не знают глубоко, российскую литературу и музыку, а в России – французскую культуру. Сюда примешиваются военные союзы, которые объединяли две страны с конца XIX века.


Эти связи только усилились благодаря российской эмиграции во Францию после 1917 года. Русские, пишет журналист, были во Франции не только таксистами, но и помогали сохранить это особое отношение к их родине. Более того, их дети иногда еще сильней защищали Россию, в том числе и советскую власть, – как бы парадоксально это ни звучало, учитывая, что их семьи бежали от коммунизма.

Сегодня Москва пытается опираться на этих людей, распространяя свою «мягкую силу». Россия рассчитывает на разные связи и объединения, на бизнесменов и политиков, которые защищают и прославляют Владимира Путина и его политику и опровергают любую критику, адресованную России. Как пишет Slate, самым ярким символом этой «мягкой силы» стал российский культурный центр в Париже.

Фото: Reuters