Руслан Хомчак: иловайское сражение для меня не закончилось (УНIАН)
Боевой генерал Руслан Хомчак, который, в начале агрессии РФ, в один из самых сложных и драматичных периодов в войне, был командующим сектора «Б» сил АТО и лично, вместе с другими бойцами, выходил из Иловайского котла, стал начальником генерального штаба ВСУ. В день его представления высшему офицерскому составу ВСУ 23 мая, Хомчак дал интервью УНИАН, ТСН и ТСН Тиждень, и рассказал об Иловайской трагедии, поделился своими впечатлениями от знакомства с новоизбранным президентом Владимиром Зеленским и анонсировал фундаментальные изменения в армии. Он уделяет особое внимание угрозе широкомасштабного вторжения России и возможным переговорам с боевиками на Донбассе. Искренне рассказывает о своем отношении к попытке прохода кораблей ВМС через Керченский пролив в конце прошлого года, о знакомстве с Коломойским и могла ли Украина удержать Крым в начале 2014 года.
УНИАН: Вы уже получили полномочия начальника генштаба или еще длится переходный период?
Руслан Хомчак: Предыдущий начальник генерального штаба только что вернулся из заграничной командировки. Знаете, это как в американских фильмах — ему (экс-начальнику Генштаба Виктору Муженко, — УНИАН) надо взять коробку из-под бумаги, туда все сложить, но не все туда вмещается. Сам процесс передачи должности — мы сейчас оформляем акт, где должны фиксировать реальное состояние (ВСУ), вся информация должна быть по состоянию на сегодняшний день, поэтому некоторый период этот процесс (передачи полномочий — УНИАН) будет происходить сугубо документально.
— Говорят, что у вас был конфликт с Муженко?
— У меня никаких конфликтов ни с кем нет.
— Есть ли у вас какие-то разногласия с ним?
— Я уже два года и три месяца работаю в министерстве обороны, а начальник генштаба возглавляет вооруженные силы. У нас нормальные служебные отношения.
— Муженко вас поздравил?
— Мы с ним еще не виделись.
— Министр обороны Степан Полторак приглашал Муженко на ваше представление личному состав ВСУ, где хотел поблагодарить его за службу, но Виктор Николаевич приглашение министра проигнорировал. Не знаете, почему он не появился, у него были более важные планы?
— Это лучше спросить у него, какие были причины. Я думаю о другом.
— Полторак на церемонии представления заявил, что с вашим назначением «качество выполнения задач будет наращиваться, а эффективность повышаться». Как вы оцениваете такой «военно-политический комплимент» от министра?
— Я выдвигался на эту должность, прекрасно осознавая, что мне нужно будет делать. Я не тешил себя иллюзиями и не ждал комплиментов ни от кого. В принципе, как показывают сегодняшние (ремарки) в Фейсбуке, и все остальное, комплиментов нет. Но каждый имеет право говорить все, что он хочет. Я знаю свои задачи, и самое главное, что я понимаю свою ответственность. Руководство государства избрано народом, поэтому, украинский народ доверил мне управление ВСУ по выполнению задач для защиты нашего государства. Это основная цель, для которой предназначена армия. Работы для любого начальника генштаба будет с головой. Почему? Потому что это живые люди и жизнь не останавливается. Министр, имея опыт и знания, понимает, что состояние боеготовности повышают, в первую очередь, люди и отношение к ним.
— Личный состав?
— Личный состав — это и командиры, и все остальные, это люди, это живые люди. Личный состав — это звучит как-то сухо. Когда у человека горят глаза, он готов совершить невыполнимое, а когда у человека опущена голова, то уже ничего не сделаешь. Отношение, боевой дух, забота о людях — это все взаимосвязано. Иногда человека достаточно выслушать, понять его проблему, даже еще не решив ее, человеку уже приятно, что его услышали и хотят ему помочь.
— Указ о вашем назначении был одним из первых подписанных президентом. Как давно вы знаете новоизбранного главу государства? Когда именно он пригласил вас для первого разговора, чтобы вы возглавили генштаб и как прошла эта беседа?
— Я познакомился с нынешним президентом после его победы во втором туре, дату не помню. Мне позвонили с незнакомого номера (а не беру трубку от незнакомых номеров), после чего сбросили СМС, что это помощница президента и как можно со мной связаться. Я ей перезвонил. Она спросила, мог ли я прибыть, если я в Киеве, на встречу с президентом, он хочет пригласить меня пообщаться. На следующий день была назначена встреча, я на нее прибыл…
— Это было до инаугурации?
— Да, это было до инаугурации, за несколько дней. Мы встретились, и я познакомился с президентом лично. Знали мы его как человека, который много лет точно умел находить проблемы власти и остро их освещать. Когда мы сели общаться, мне было сказано, что он еще не имеет никаких полномочий, поэтому никаких обещаний, ничего не предлагает, это было просто общение. Был задан вопрос, на каком языке вы хотите общаться. Я сказал, что мне все равно, на каком языке общаться. Президент предложил общаться на украинском языке, и мы общались на украинском языке, причем нормально. То, что я слышал во время избирательной кампании, оказалось совсем не таким. Президент меня изучал. Я видел, каким взглядом он смотрит — это был взгляд не артиста, это был взгляд психолога, который все изучает, проникает внутрь тебя. Мы говорили о жизни, президент расспрашивал меня об Иловайске. Он хотел услышать, потому что было много инсинуаций по этому поводу, много неправдивой информации. Самое главное, что за те пять лет, которые прошли, одни и те же люди по-разному преподносят информацию, выдумывают чушь. Я ему вкратце рассказал (ведь даже если просто обрисовать всю картину надо не 5 и не 10 минут), потом мы поговорили о том, какую должность я занимаю и кем я был. Я так понимал, это и было знакомство.
— Какое впечатление на вас произвел Зеленский именно как вглавнокомандующий?
— Я был очень удивлен тому, что он задавал вопросы с пониманием дела. Когда человек, не являясь специалистом в военной сфере, задает вопросы с пониманием, то есть диалог. Я был приятно удивлен, что он настолько понимает, чего он хочет.
— Оппоненты во время избирательной кампании пророчили Зеленскому, что он якобы окажется слабым лидером и главнокомандующим. Почувствовали ли вы слабость в разговоре с ним?
— Даже известные пророки говорили одно, а происходило все не так. Я бы не брал на себя ответственность говорить, кто каким будет. Когда я пообщался с Владимиром Александровичем, я увидел хваткого человека, который интересуется, который задает вопросы не просто ради того, чтобы их поставить. Был живой процесс. Интерес, энергия, которая к чему-то ведет. Это очень большая сила, когда у человека есть энергия и он чего-то хочет. Такое было мое впечатление. Следует понимать, что верховный главнокомандующий — это, в первую очередь, ответственность, но это не значит, что это царь, который один определяет, как все будет. Для этого есть еще очень много должностных лиц, которые подготовлены, которые знают, которые принимают участие и коллегиально утверждают решения, которые затем выполняются. У президента есть совещательный орган — СНБО…
— Кстати, как вы представляете будущее сотрудничество с Александром Данилюком, с человеком, которого команда президента анонсирует как будущего секретаря этого совещательного органа. Ведь этот человек был министром финансов и его трудно назвать экспертом в сфере обороны и безопасности.
— Я не знаю Данилюка, лично с ним не знаком, и поэтому мне трудно дать ему какую-то характеристику, и я не собираюсь это делать. Но я уверен, что если президент набирает новую команду, то он, изучив людей, нацелен на то, чтобы сотрудничество было между всеми. Я почему-то уверен, что все, кто приходит в команду, не приходят для того, чтобы абстрагироваться и рассказывать, что кто-то один такой выдающийся, а все остальные должны вокруг него крутиться. Должен быть диалог, сотрудничество, поиски новых путей.
— Один из приоритетов, который был для вас поставлен — это кадровые изменения в ВСУ. Что будет с людьми, которые не отдали честь новому президенту и вообще какие кадровые изменения вы можете анонсировать?
— Смотрите, президенту никто не отдавал честь, от них этого не требуют. В том, что кое-кто не отдал воинское приветствие президенту, я не вижу никакого двойного смысла. Во-первых, я прекрасно знаю генерала Лунева (командующий силами специальных операций генерал-майор Игорь Лунев, — УНИАН), никаких вызовов он не бросает, он добросовестный, порядочный генерал, который выполняет свои обязанности. Возможно, он переволновался. Не знаю, я не могу это комментировать, лучше об этом спросить у него.
— То есть это не демарш?
— Никакого демарша нет, в этом я уверен. Он профессионал, военный, но не политик и в политику не лезет.
— Как можно после инаугурации президента забыть отдать воинское приветствие главнокомандующему?
— Человеческий фактор.
— Он останется на своем посту?
— Я пришел не для того, чтобы всех снять с должностей. Всех поменять — это не выход. Конечно, я буду принимать кадровые решения, потому что я знаю, каким я хочу видеть процесс управления. Он сегодня совсем не такой, какой нужен. Но сначала надо разобраться, в чем причина, и поправить. Потому что если люди занимают те или другие должности, они не с неба вдруг на те должности упали, они тоже служили, за ними идут люди, коллективы… Сейчас я заслушиваю командующих. У меня есть свое видение как главного инспектора (до назначения на должность начальника генштаба Руслан Хомчак занимал должность главного инспектора минобороны, — УНИАН), я знаю реальное положение дел в ВСУ с позиции главного инспектора. Сегодня я хочу услышать от командующих их видение, их понимание того что они сделали, какие они видят проблемы, какие пути их решения. Если я не буду согласен с тем состоянием дел, которое есть, и тем, какие они имеют убеждения, то, конечно, какие-то изменения будут. Цели снимать всех с должностей у меня нет. У меня нет кумовьев, друзей, которых я хочу куда-то назначить. Я хочу дать как можно быстрее хороший результат в плане того, чтобы в армию пришли люди. Сегодня, к сожалению, очереди в армию нет, а она должна быть. У нас что, население не патриотично настроено? Настроено. У нас население не любит Украину? Любит Украину. Я за время службы проехал всю Украину — это замечательные люди с разной историей, разным воспитанием, разными ментальными взглядами, но люди замечательные, у нас замечательная молодежь. А почему замечательная молодежь не хочет идти в армию?
— Мало платят…
— Не только. Это не на первом месте. Отношение коллектива человека не устраивает. Человек от добра не убегает. Человек, наоборот, к добру идет. Сегодня армия обеспечена в разы лучше, чем это было в начале войны. Сегодня отношение общества и власти к армии намного лучше, но люди не идут, значит есть проблема.
— Что вы собираетесь с этим делать?
— Изучаем проблему, изучаем видение тех, кто хочет работать. С ними и будем менять эту ситуацию.
— Как вы относитесь к военной доктрине Зеленского, которую передал журналистам советник новоизбранного президента по вопросам безопасности и обороны Иван Апаршин? В ней, среди прочего, отмечается, что должность начальника генерального штаба планируют отделить от должности главнокомандующего вооруженных сил.
— Прекрасно к этому отношусь. Это не Апаршин придумал, это уже давно принятое решение здесь, в минобороны, в ВСУ. Это один из процессов нашей трансформации в европейское сообщество. Это нормально. Когда я назначался на должность (а я их много прошел в моем возрасте и в моем звании), я всегда думал о том, как я буду уходить с этой должности. Не то, как я буду вечно «царствовать», а как буду уходить, с каким лицом, буду ли я потом опускать глаза перед людьми, или нет.
— За Иловайск вы опускали глаза?
— Не опускал и опускать не буду. Вы должны понимать, что о событиях в Иловайске я знаю лучше других. Не потому, что я такой умный, а потому, что я был человеком, который видел это все. Я знаю, кому какие задачи ставились, кто кому докладывал, кто кому что говорил. А когда вы слышите что-то об Иловайске от солдата, младшего офицера, — это то, что видели они, они могут оценить только свой участок ответственности. Я не собираюсь комментировать кем-то заказанный негатив, я не буду тратить силу и энергию, чтобы копаться в этом. У меня нет времени тратить свою жизнь на это, у меня есть столько отличных идей, которые мне предстоит сделать. Я выполнял приказ руководства. Если кто-то хочет услышать от меня конкретные фамилии для того, чтобы назначить себе врагов, или сделать себе идолов, я бы от этого отстранился. Были должностные лица и все выполняли свои задачи. Кто и как выполнял — ответ на это даст следствие.
— Почему оно так долго идет?
— Этот вопрос надо адресовать не мне. Я не могу влиять на следствие. Знаю, что работала серьезная группа следователей, что это уголовное дело конфиденциальное, поэтому я не даю никаких комментариев. Всю информацию, которая была, я рассказал в прокуратуре и временной следственной комиссии ВР. Для меня тот бой не закончился, потому что до сих пор неизвестна судьба многих, кто пропал без вести… Это все — груз в моей душе. Но я ни перед кем глаза не опускаю. Не потому, что я такой бесстрашный, а потому, что я сделал все, что мог сделать. Наверное, главная моя проблема в том, что я остался живым. Все там были в одинаковых условиях. Там нельзя было стоять на возвышенности и управлять, как Наполеон: вы — направо, вы — налево, а тут кавалерия вперед. Нужно там быть, чтобы это видеть. И когда пишут, что Хомчак на три дня пропал после выхода из Иловайска, а потом прятался на даче у Корбана, то я хотел бы знать, а где у Корбана дача, и на Украине ли она. У меня был такой же риск погибнуть, как и у всех, поэтому мне не стыдно. Я сделал все, что мог сделать в той ситуации. Тогда присутствие там (в Иловайске, — УНИАН) генерала было элементом сдерживания для бойцов. Потому что все видят, если генерал здесь, что он не глупый, он себя уважает, не убегает, значит, мы тоже будем воевать. У меня были ситуации, когда мне говорили, что все уже покидают Иловайск, а я говорил — «нет, я на месте», тогда остальные тоже говорили — «мы воюем дальше». У нас было много «предложений» с другой стороны. Но когда мне предложили сделать «выбор» и оставить добровольческие батальоны, а вывезти военных с техникой, мы на такое не пошли. Остались все вместе. И когда потом предложили оставить оружие и уйти без оружия, тоже никто не пошел….
— Как и когда вы вышли?
— Мы вышли из Иловайска в безопасную зону в город Комсомольск где-то в 4-5часов утра 31 августа. Когда мы выходили, я связался с командующим АТО генералом Муженко по телефону и попросил, чтобы прислали вертолет, потому что у нас раненые. Наша группа состояла из 14-ти человек, мы с собой несли бойца, тяжело раненного в плечо. После выхода нас вывезли в Старую Ласпу, туда подходила первая бригада оперативного назначения нацгвардии, они оказали помощь раненому, кофе и чаем нас угостили, потому что мы не ели несколько дней вообще, а воду пили из Кальмиуса… Нам предоставили вертолет. Мы прилетели в 61-ый госпиталь. Я там пересел в другой вертолет, с десантниками, и через 50 минут был в штабе АТО в Краматорске и предстал перед командующим АТО, командующим нацгвардии, министром обороны. Доложил им всю ситуацию. Это было в 8-9 часов утра 31 августа. А на утро 1 сентября я был в администрации президента и докладывал о состоянии дел президенту.
— О чем вы докладывали?
— Докладывал, что все, кто выходили из Иловайска, — это герои. Речь не в том, чтобы всем дать Героя Украины, но их надо назвать поименно. Они заслужили быть героями. Люди храбро воевали… Обстановка трагическая, но, возможно, эта ситуация переломила ход всего, что есть. Мы не знаем, что произошло бы, какой сейчас была бы линия столкновения, если бы не случилось той ситуации. Поэтому людей — и мертвых, и живых — надо поблагодарить, что они тогда не сдались, они не сбежали в РФ, они действительно воевали достойно. Это был момент, когда россияне поняли, что дальше идти нельзя, потому что украинцы идут на смерть, но не сдаются. Я хочу, чтобы этот трагический момент был более поучительным и выводы были более обширными и понятными. Там была продемонстрирована воля украинского народа. Там было показано, что добробаты (добровольческие батальоны) — это не какие-то нацисты, которые пришли убивать и вешать людей, а которые вместе с военными воюют рядом.
— Вернемся к событиям настоящего. По вашему мнению, почему Порошенко после завершения своей президентской каденции сменил командующего в зоне проведения ООС?
— Я не хочу давать оценку решениям бывшего президента, потому что я не знаю, чем он руководствовался. По моему мнению, во время, когда меняется власть в государстве, кадровые изменения не актуальны, особенно там, где у нас ситуация напряженная, а напряженная и угрожающая она на востоке Украины. Я бы не менял человека, который год полностью владел ситуацией, знал и управлял всем. Но это я бы так делал. А какими мыслями руководствовался президент, я не знаю.
— Вы оставите Сирского на должности командующего Объединенными силами на Донбассе?
— Я буквально только что разговаривал с руководителем операции Объединенных сил генералом Сирским. Он не первый раз там, он прекрасно знает театр военных действий, мы все там в свое время руководили, он владеет ситуацией. Вопрос, что он якобы не справится с обязанностями, не стоит. Он выполняет задачи, но если в процессе кадровых перестановок придется что-то изменить, он вечно не будет на этой должности.
— Относительно оперативной обстановки на Донбассе и возле границ Украины. Много было заявлений перед выборами и во время избирательной кампании касающихся почти неизбежного открытого вторжения России. По вашему мнению, насколько сейчас серьезна эта угроза?
— Ситуация на Донбассе угрожающая, потому что на Донбассе нам противостоит РФ. А угроза прямого вторжения всегда может быть. Вопрос, когда это произойдет? Я думаю, что завтра прямого вторжения не будет. Потому что для любого вторжения должна быть цель. Если цели нет, то просто идти убивать никто не будет. Конечно, ситуация напряженная, ситуация непростая, и мы должны каждый день заниматься тем, чтобы наша армия была боеспособная, готовая противостоять всему, что только может нам угрожать.
— В последнее время много разговоров ведется о переговорах, в том числе с так называемыми «ДНР» и «ЛНР». Как вы к этому относитесь?
— Я против всяких переговоров, я военный человек. Я начальник генерального штаба, и функции у меня совсем другие, я не переговорщик. Пусть об этом говорят МИД, остальные структуры, которые должны вести переговоры. А я должен готовить ВСУ к возможным угрозам, к адекватному реагированию на них, с минимальными потерями.
— А есть ли военный вариант решения конфликта на Донбассе?
— Чисто военного варианта я не вижу.
— Бывший командующий ООС Сергей Наев говорил о том, что на военную операцию по освобождению армией Украины оккупированных территорий уйдет меньше суток.
— Наев является моим заместителем, но я его еще не видел, он в отпуске сейчас. Я ему задам этот вопрос, как он это видит.
— Целесообразна ли была попытка прохода кораблей ВМС ВСУ через Керченский пролив в конце прошлого года? Будете ли вы рекомендовать новому президенту снова направить туда украинские корабли?
— Мой принцип один — ценность человека самая высокая. Поэтому, принимая любое управленческое решение в зоне ООС или вне ее, первое и самое главное — спрогнозировать, будет ли это угрожать жизни человека, то есть военным. Европейские армии тратят миллионы и миллиарды на то, чтобы лучше спроектировать ракету, которая бы полетела, а не для того, чтобы солдат шел и погиб. Человек там является главным. Я бы хотел, чтобы мы к тому пришли. Я учился в Советском Союзе, но я не виноват, что я родился в 1967 году. Я получил свою школу жизни, но я точно знаю, что мы должны идти туда, куда мы идем, и европейский выбор — это правильный выбор. ВСУ также идут по пути европейского выбора, и я не думаю, что он изменится вместе с президентом. Президент сегодня тоже поддерживает европейский выбор.
— Давайте о Керченском проливе…
— Я не могу оценивать Керченскую операцию, я тогда не был (на посту начальника генштаба). Конечно, не нужно было подвергать моряков угрозе. Очень плохо, что они в плену, но хорошо, что они живы, учитывая то, что по ним открыли огонь и они могли погибнуть. Я уверен, что из плена их освободят. На сегодняшний день я еще не общался с командующим ВМС, потому что он вылетел с министром на стрельбы. Когда он вернется, я его заслушаю, задам ему вопрос — чем он руководствовался, как прогнозировал это все, мне тоже интересно услышать. У нас не так много морских судов, чтобы мы могли их просто так раздавать.
— Спрашивали ли вы у президента Зеленского, с каким министром обороны будем работать, говорил ли он, есть у него кандидатура?
— Я не обсуждаю старших руководителей. Министр обороны — это не моя креатура. Единственное, что я сказал президенту, если я буду кем-то из должностных лиц, могу ли рассчитывать на его поддержку в вопросах, где он назначает командующих. Потому что есть категории в ВСУ, которые назначает он. Президент меня заверил, что поддержка, если это будет обоснованное и правильное решение, будет. Вокруг президента есть команда опытных людей…
— Например, Апаршин?
— Я с ним лично незнаком… Хочу сказать, что я не выбираю себе начальников. Я буду работать с любым. Я работал с министром обороны Полтораком, работал с ним два года, он был моим непосредственным руководителем. Сегодня он министр обороны, у нас нет никаких проблем в работе, есть понимание и поддержка. Придет другой министр, я не собираюсь выяснять отношения и показывать, кто умнее. Меня волнуют только служебные вопросы.
— Говорят, на должность вас предложил Геннадий Корбан.
— Не думаю. Я с Геннадием Корбаном не общался четыре года. После того, как он покинул страну, у нас контакты, к сожалению, были прекращены.
— Вы знакомы с Игорем Коломойским?
— Естественно.
— Когда в последней раз вы с ним общались и мог ли он посоветовать Зеленскому вас назначить?
— Хочу, чтобы не было никаких инсинуаций. Я был командиром 6-го армейского корпуса в Днепре (в то время Днепропетровск), там мы сформировали оперативное командование «Юг», которое территориально отвечало за 11-ть областей юго-востока. Когда после Революции достоинства Игорь Валерьевич был назначен руководителем Днепропетровской ОГА, и когда я увидел, что Днепр в один миг стал украинским городом, я был удивлен, насколько патриотично поднялась область, насколько люди были готовы стать на защиту своего региона, только чтобы к ним не пришло это все. Это не наигранно, это реально. Я, как руководитель командования, не мог не сотрудничать с главами областных администраций, в том числе и с Игорем Валерьевичем. Поскольку мой штаб находился в 5-ти минутах езды от ОГА, у нас с ним была возможность видеться чаще. Мне нравился подход в принятии решений, потому что не было размытых ответов, был конкретный ответ «да» или «нет», была реакция и была конкретика. Я люблю, когда человек конкретно говорит, конкретно делает и отвечает за свои слова и дела. Когда я тогда отправлялся в зону АТО руководителем сектора «Б», я приехал к Игорю Валерьевичу, сказал, что еду в АТО, и будем работать с моим начальником штаба, генерал-майором Наевым. Он мне сказал: «Подождите, господин генерал», а через несколько минут говорит: «Вас внизу ждет белый бронированный микроавтобус, пожалуйста, возьмите его». Я говорю: «Не нужно, у меня штаб по всем руководящим документом находится в более 100 км от линии боевых действий, не думаю, что мне там что-то угрожает». Он ответил: «Я Вас очень прошу, возьмите, чтобы он у Вас был». И, честно говоря, в том числе и этот микроавтобус, спасал жизни.
— Можно сказать, что вы человек Коломойского?
— Я хочу, чтобы вы поняли и сказали всем: Хомчак — сын своих родителей. Я никогда ничьим не был. Я не знаю, почему кто-то хочет меня к кому-то приписать. Я был знаком с Игорем Валерьевичем, я знаю его и уважаю за то, что он делал. Если кто-то мне скажет, что я человек Зеленского, тоже надо расставить все точки над «i». Есть президент Зеленский, есть начальник генерального штаба Хомчак. Я буду работать на президента Украины, потому что его признал народ, а я давал присягу народу Украины.
— Есть ли возможность сейчас отменить призыв?
— Я не думаю, что этот вопрос сейчас актуален. Для того чтобы отменить призыв, надо подготовить такую систему допризывной подготовки молодежи, чтобы она завтра могла стать на защиту государства. Когда началась война и началась мобилизация, это был ужасный период. В 93-й бригаде, которая мобилизовалась, подхожу к мужчине лет 30-и, который с ужасом стоит возле БМП и дрожит, спрашиваю: «Что случилось? Вам плохо?», он отвечает: «Я механик-водитель этой машины, но… я ее никогда не видел». Говорю: «Вы служили в армии?», он говорит: «Служил в штабе». Представьте себе, как он в бой пойдет? То есть я за то, чтобы у нас была создана такая система, при которой вся молодежь была готова защитить свою родину, если придется. Тогда, возможно, призыв придется отменить.
— На момент начала войны с РФ и до июля 2014-го года вы были командующим оперативного командования «Юг». Владея всей полнотой информации об оперативной обстановке и состоянии армии на тот момент, по вашему мнению, Украина могла удержать Крым?
— Если бы тогда мы обладали всей информацией, возможно, все было бы по-другому. Я не знаю, куда поступала информация от разведки и внешней разведки. Но до меня информация не доходила. По состоянию на 2014 год, те войска, которые были в моем подчинении, были либо сокращены, либо очень сокращены.
— Должна ли была Украина начать военные действия, чтобы остановить интервенцию России и дальнейшую аннексию полуострова?
— Для того, чтобы военные могли начать стрелять, должно быть определено соответствующее состояние в регионе или в государстве. Это — прежде всего. Потому что, если этого нет, тогда военные вне закона. Конечно, военные должны были бы действовать, но, понимаете, какая ситуация была в Крыму — Россия готовилась забрать Крым с начала независимости Украины. Вопрос возникает, кто и что делал с того момента, чтобы этого не допустить. Я в своей жизни в Крыму был раза три. Последний раз в 2010 году, когда сказали, что Крым — это Европа, и можно ехать туда отдыхать. Я взял путевку в военный санаторий в Алупку и поехал. Но позже сказал, что больше туда не поеду отдыхать, потому что был в шоке от того, что там увидел. Это был не лучший осколок Советского Союза, повсюду реклама русской водки с триколором. Я задавал себе вопрос, на Украине ли я, не понимая, где я нахожусь. Захват Крыма начался гораздо раньше, потому что сегодня надо захватить вот это (показывает на голову, — УНИАН), а физически это уже вопрос времени… Поэтому мы должны воевать за человека, за то, что у него в голове.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
