Почему Россия никогда не была авторитарной страной
Разве это — настоящая Россия? В этой политической карикатуре лауреат Пулитцеровской премии карикатурист Джоэл Петт (Joel Pett) использует то, что является, наверное, самым распространенным стереотипом российской политической культуры, согласно которому Россия была, есть и всегда будет авторитарным и даже диктаторским государством.
Обратите внимание, что Петт указывает на это, изобразив купола Храма Василия Блаженного на Красной площади, построенного Иваном Грозным в середине XVI века. Но недавние исследования показывают, что власть царя была более ограничена, а у дворянства власти было больше, чем нам внушают традиционные стереотипы. И это — не скучная дискуссия на историческую тему, а напряженный диалог, который ведется в сегодняшней России XXI века.
Безжалостного репрессивного правителя наподобие Ивана IV (известного как «Грозный» и правившего с 1533 по 1584 годы), которого на протяжении длительного времени считали воплощением российского традиционного «всемогущего правителя», сейчас считают отклонением от нормы, исключением. Действительно, он практически разрушил тщательно выстроенную структуру, которую российский двор создал для управления огромной территорией в условиях экономического дефицита, а также государственный аппарат, который по европейским стандартам был очень слаб. При оптимальном функционировании российское государство начала современной эпохи было устроено как олигархия, в которой царь (порой довольно слабый) делил власть с могущественными кланами — представителями знати.
Современные историки рассмотрели новые доказательства представлений о России в начале ее существования как о тоталитарном государстве. Они уточнили разные подробности и сделали кое-какие поразительные выводы. Например, эти три:
1) Монархические браки позволяли поддерживать баланс власти
Рассел Мартин (Russell Martin) из Вестминстерского колледжа изучил многочисленные рукописи, в которых описаны царские свадьбы. Главным событием были смотрины невест, во время которых царь выбирал себе будущую невесту из числа молодых девиц знатного рода. Ранние историки считали эти смотрины невест примером царского деспотизма, Мартин же в ходе своего исследования обнаружил, что в Москве и в провинциях знатные семьи контролировали процесс отбора на каждом этапе.
Цель состояла в том, чтобы новая невеста, которую практически всегда выбирали среди женщин из семей средних сословий, не стала причиной нарушения хрупкого равновесия власти, принадлежащей горстке семей знатного рода, которые управляли жизнью при дворе. Этот тщательный процесс отбора позволял сохранить систему распределения должностей и близость к власти представителей семейных иерархий на всей территории растущего Царства Российского до самых ее дальних уголков. За внешним царским всевластием скрывалась истинная власть олигархов.
2) Население на местах имело доступ к эффективным механизмам урегулирования споров
В своих двух масштабных исследованиях Валери Кивельсон (Valerie Kivelson) из Мичиганского университета описывает, как придворные и государевы люди из разрастающегося чиновничьего аппарата активно взаимодействовали с населением на местах. Дворяне из глубинки забрасывали Москву прошениями об удовлетворении различных жалоб, возмещении ущерба и так далее, и зачастую добивались положительного результата.
Насколько мы можем судить, разбирательства по местным земельным спорам, подробно отраженным на замечательных и красиво нарисованных картах земельных владений, угодий и наделов, проводилось очень тщательно, что оправдывало ожидания всех сторон, рассчитывавших на то, что власти вынесут самое справедливое решение на основании представленных фактов, свидетельств и доказательств. Эта система помогала сохранить систему землевладения, которая имела решающее значение для всех сторон, включая государство.
3) Было достаточно способов ограничить власть царя
Нэнси Шилдс Коллманн (Nancy Shields Kollmann) из Стэнфордского университета провела исследования по ряду важнейших направлений, для чего потребовалась огромная архивная работа. В каждой из ее трех основных книг говорится об ограничении царской власти. Она изучила родословные книги, которые вели все крупные дворянские семьи. И выяснила, что распределение мест при дворе (система, в соответствии с которой старшинство при дворе и в армии определялось послужным списком предков, «честью отцов») и даже назначение в Боярскую Думу, высший совет представителей аристократии, осуществлялось скорее по семейному старшинству и заслугам, чем по воле царя.
В многочисленных рукописях с описанием споров, связанных с вопросами «чести и благородства», возникавших в условиях достаточно жесткой системы придворной иерархии, тоже говорится о распространенной практике судебных исков, которые дворяне, имевшие различные титулы, подавали против своих соперников. Эти споры служили сдерживающим фактором для власти царя — они в частности ограничивали его право производить назначения в армии по своему усмотрению.
Авторитетное исследование в области российского уголовного права, проведенное Коллманн, вновь разрушает ряд стереотипов. Установленные российскими законами наказания были в любом случае менее жестокими, чем особо варварские экзекуции, практиковавшиеся в Западной Европе, например, колесование, которое было введено (в России) позже — лишь при Петре Великом, большом стороннике Запада (который правил с 1682 по 1725 годы). Что еще важнее, Коллманн показывает, что для россиян всех сословий было характерно острое чувство справедливости, они четко осознавали, что имеют права и обязанности в рамках правовой системы, заключавшей в себе огромную нравственную силу.
Эти выводы относятся и к моим собственным исследованиям в области политической мысли, которые объясняют, почему любые ограничения власти правителя находятся, главным образом, на уровне нравственности, причем, на Западе такого рода правовых или конституционных ограничений мало. «Логика» Аристотеля была переведена лишь в конце XVII века, и в России не велись те правовые и философские споры, в ходе которых формировалась (по крайней мере, начиная с XII века) западная политическая мысль. Поэтому у россиян в то время не было интеллектуальных инструментов для введения институциональных ограничений царской власти, подобных тем, что существовали на Западе.
Поскольку русские считали, что воля царя является проявлением воли Божьей, им эти ограничения были не нужны. По восприятию политики их можно было бы сравнить скорее с жителями Западной Европы в раннем Средневековье (вспомните Карла Великого), чем с западными европейцами, жившими в эпоху Возрождения. Хотя эти ограничения носили не столько институциональный, сколько нравственный характер, они все равно имели большую силу.
Практически все сохранившиеся свидетельства состояния русской политической мысли начала современной эпохи — рукописи, иконы, фрески, архитектура — указывают на то, что у русских были высокие требования к нравственности. Их правителю, конечно же, была предоставлена огромная власть, но при этом он был обязан проявлять милосердие и быть справедливым.
Между тем, к концу XVII века стремительное развитие таких институтов, как правовая система, система рангов и представительские институты, способствовали — пусть не всегда теоретически, но фактически — ограничению власти царя.
В совокупности эти новые исследования показывают, что современная Россия не является каким-то особым исключением среди стран Европейского сообщества. На самом деле Россия очень похожа на Соединенные Штаты. Она является исключением — заведомо резко отличается от своих западных соседей, но при этом имеет с ними много общего. Например, существует как русская, так и американская исключительность, основанная на общем представлении, возникшем еще в начале современной эпохи, согласно которому и США, и Россия являются Новым Израилем, преемником ветхозаветного Израиля.
Самой важной аудиторией, для которой предназначены эти открытия, конечно же, является российская общественность. Но мы на Западе также должны знать, что авторитарное правление не является для России чем-то неизбежным. С авторитаризмом ее будущее не связано.
