Мягкая поступь новой холодной войны
Некоторые наблюдатели, обращавшие внимание на предвыборную кампанию Дональда Трампа и его риторику, которая сохранилась недолго после его победы на выборах, верили, что в отношениях США и России начнется медовый месяц.
А в противовес политическим наблюдателям, увлеченным этим убеждением и полагавшим, что на глобальном уровне наступит некоторая разрядка, была другая точка зрения. Ее сторонники предполагали, что эта видимость медового месяца через некоторое время исчезнет и отношения между двумя крупными державами будут двигаться в сторону новой поляризации. Кто-то даже называл эту точку зрения «поступью новой холодной войны».
Те, кто придерживался второй точки зрения, в поддержку своих тезисов обращали внимание на то, что новые высокопоставленные лица, принимающие решения и занимающие важные места в близком окружении Трампа, имеют военное происхождение. В числе этих важных лиц указывали на министра обороны Мэттиса (Mattis) и советника по национальной безопасности Макмастера (McMaster).
В оценках по внешней политике и безопасности, которые озвучивали командиры, принимавшие участие в миссиях на Ближнем Востоке и вошедшие в новую американскую администрацию, в качестве основных параметров называлось следующее: усилить борьбу с ИГИЛ (запрещена в РФ — прим. ред.); в отношениях с Ираном не проявлять такого понимания, как Обама; в отношениях с Россией держаться на расстоянии и действовать осторожно. При взгляде с этой точки зрения нетрудно было понять, что США, несмотря на риторику Трампа, не смогут пережить медовый месяц в отношениях с Россией.
События, происходящие в международных отношениях, иногда продвигаются вперед быстро, а иногда крайне медленно и растягиваются во времени. Не ускользает от внимания тот факт, что сейчас отношения США и России эволюционируют по-другому, нежели описывал Трамп. То, что это преобразование происходит быстрее, чем ожидалось, связано с несколькими важными событиями.
Первое событие — это начавшееся в США расследование, связанное с решением Трампа уволить бывшего главу ФБР, и, как становится понятно, это расследование будет постепенно углубляться, ускоряться, приобретать все большую важность. Утверждается, что из этого расследования могут возникнуть связи некоторых лиц из администрации Трампа с Россией, данные о вмешательстве России в президентские выборы в США и о том, что Трамп занимал позицию, которая не содействовала расследованию, а способствовала сокрытию всего этого. Позитивная атмосфера, наблюдавшаяся в отношениях США и России сразу после избрания Трампа, по мере продвижения этого расследования вперед начинает сменяться негативным прогнозом.
Второе событие связано с тем, что США быстрее, чем ожидалось, представили свою позицию по иранскому вопросу. То, что Иран, несмотря на соглашение, подписанное с ним по ядерной программе, продолжает ракетные испытания, беспокоило даже Обаму. Администрация Трампа, исходя из этого, стала быстро давать сигналы о том, что ее взгляд на Иран не будет таким конструктивным, как в период Обамы.
Полагать, что кризис, связанный с Катаром, возник неожиданно, — значит недостаточно полно оценивать происходящее и сводить это новое событие в Персидском заливе только к напряженности в отношениях Саудовской Аравии и Катара. Тем не менее было бы более реалистично интерпретировать этот кризис как отражение позиций США и Саудовской Аравии в отношении Ирана.
Третье событие — ситуация в Сирии. В последнее время происходит все больше «инцидентов» США в отношении элементов сирийского режима. Режим пытается отвечать атаками на действия «Демократических сил Сирии».
Некоторое время назад США объявили, что уход Асада с поста президента не рассматривается ими как «неотъемлемое» условие с точки зрения будущего Сирии. Некоторые наблюдатели полагают, что это событие ограничивает возможности России вести торг с США по поводу Асада в Сирии.
Четвертое событие происходит в рамках борьбы с ИГИЛ и показывает, что операции как в иракском Мосуле, так и в сирийской Ракке сужают кольцо окружения и осложняют положение ИГИЛ. Ожидать, что эта ситуация обеспечит более стабильную атмосферу в соседних регионах, ошибочно. Ведь за то, чтобы заполнить пространство, которое освободит ИГИЛ, судя по всему, развернется борьба в полном смысле по волчьим законам.
Положение Турции постепенно осложняется. Турция, которая вместе с Россией взяла на себя контроль над зонами деэскалации в Идлибе, будет стараться сохранить баланс на важнейшей линии огня между силами режима и сирийской оппозицией. Весь мир знает, что дамасский режим хочет устроить чистку в Идлибе. В этой связи возникает вопрос: насколько единство понимания, которое России не удалось удержать с США, будет иметь силу с Турцией?
С другой стороны, неясно, какие балансы возникнут в Мосуле в период после ИГИЛ. Неизвестно, уйдут ли «Демократические силы Сирии» из региона после операции в Ракке. В связи с этим пока трудно сказать, что проблемы в отношениях между США и Турцией в полной мере преодолены.
Наконец, возрастает число тех, кто убежден, что катарский кризис — это увертюра к новой поляризации в турецко-американских отношениях. Отныне становится невозможно найти убедительный ответ на вопрос о том, куда ведет нас наша внешняя политика в отношении Ближнего Востока.
