Mediapart: Макрон предлагает пересмотр отношений с Россией

Сегодня мне хотелось бы напомнить о том, что нам удалось сделать, а также рассказать вам, каким я вижу наш ответ на двойной кризис: мультилатерализма и Европы. Дело в том, что сегодня для нас настал момент истины, причем еще острее, чем год назад.

Сначала поговорим о безопасности французов. Этот вопрос, разумеется, является для нас приоритетным, особенно в том, что касается борьбы с терроризмом.

Но если мы говорим о борьбе с терроризмом, нам, конечно же, стоит вернуться к нашей политике в Сахеле и на Ближнем Востоке. Там свирепствуют террористические группы, которые угрожают стабильности этих регионов, а также напрямую ударили по нам. Именно оттуда были организованы теракты в нашей стране.

… театром нашей борьбы с терроризмом, разумеется, является Сирия. В Сирии по-прежнему складывается чрезвычайно серьезная и тревожная ситуация. Франция развернула активнейшую дипломатическую деятельность, от Нью-Йорка до Женевы и всех участвующих в процессе столиц. Мы значительно увеличили нашу гуманитарную помощь. Сегодня необходимо прекращение огня, однако, как все мы понимаем, устойчивое решение может быть только политическим.

Мы расширили наш диалог по Сирии с Турцией до беспрецедентного уровня, несмотря на наши разногласия касательно северо-востока. Координационный механизм, который был сформирован в Санкт-Петербурге совместно с Россией, принес первые плоды, в частности в гуманитарном плане. Мы ни в коей мере не поступились нашими принципами и действовали при посредничестве работающих на месте событий НКО для проведения гуманитарных операций на благо мирного населения.

Многое изменилось, и нам, как мне кажется, удалось восстановить важнейший европейский путь в сирийском кризисе. Как бы то ни было, не будем обманывать себя: в этом вопросе мы тоже подошли к моменту истины. Наш курс в сирийском конфликте прозрачен: борьба с ИГ (террористическая организация запрещена в РФ — прим.ред.) и угрожающими безопасности Европы террористическими группами, поддержка мирного населения и продвижение инклюзивной дипломатической дорожной карты при взаимодействии с ООН.

Тем не менее ситуация сегодня вызывает тревогу, поскольку режим грозит новой гуманитарной трагедией в районе Идлиба и по-прежнему не демонстрирует ни малейшего желания вести переговоры о политическом переходном процессе. Это подразумевает усиление давления на режим и его союзников, и я многого жду в этой связи от России и Турции с учетом их роли и взятых на себя обязательств.

Хотя я с первого дня считаю «Исламское государство» нашим главным врагом и никогда не ставил смещение Башара Асада предварительным условием наших дипломатических и гуманитарных инициатив, мне все же кажется, что такой сценарий стал бы роковой ошибкой. Кто сделал миллионы человек беженцами? Кто проливал кровь собственного народа? Назначать будущее руководство Сирии должна не Франция или какая-то другая страна. Однако наш долг и интересы заключаются в том, чтобы обеспечить сирийскому народу условия для такого выбора.

В нынешних условиях обеспечение безопасности французов подразумевает также продолжение нашей борьбы с химическим оружием и распространением ядерного оружия.

Мы сформировали международное партнерство против безнаказанности в сфере химического оружия, дали толчок проявлению солидарности Европейского союза с Великобританией после атаки в Солсбери. В июне мы создали условия для формирования механизма по определению ответственности за подобные атаки в рамках Организации по запрещению химического оружия, в штаб-квартире которой я побывал несколько месяцев назад. Эти шаги были необходимы, так как мы понимаем, насколько роль и надзор этой организации ставятся под сомнение некоторыми и могли быть подорваны недавними реформами.

Говоря о безопасности, мы должны также упомянуть безопасность Европы по отношению к внешним рискам. С этой точки зрения за истекший год мы сделали невиданный вот уже 60 лет шаг вперед. Франция готова вступить в предметное обсуждение европейскими государствами характера взаимных связей солидарности и общей обороны, которые подразумевают наши обязательства в рамках договора. Европа больше не может перекладывать свою безопасность на одни лишь США. Именно мы должны сейчас принять нашу ответственность, а также гарантировать безопасность и, следовательно, суверенитет Европы.

Нам нужно сделать все необходимые выводы из окончания холодной войны. Альянсы сегодня все так же важны, однако лежащие в их основе равновесия или даже рефлексы, сегодня нуждаются в пересмотре. Европа должна сделать из этого выводы и начать новый диалог по кибербезопасности, химическому оружию, классическому оружию, территориальным конфликтам, космической безопасности и защите полярных зон, в первую очередь с Россией.

Мне хочется, чтобы мы провели исчерпывающее обсуждение этих вопросов со всеми нашими европейскими партнерами в широком смысле этого слова, то есть и с Россией в том числе. Значительный прогресс в урегулировании украинского кризиса и соблюдение рамок ОБСЕ (я имею в виду первую очередь положение наблюдателей в Донбассе), разумеется, станут предварительными условиями настоящих подвижек с Москвой. Как бы то ни было, это не должно помешать нам уже сейчас начать работу между европейцами.

…Францию иногда упрекают в продолжении диалога и взаимодействия с США, хотя диалог с Вашингтоном, как очевидно, необходим даже в текущих обстоятельствах….Главный вопрос не в том, пожму ли я дружески руку Дональду Трампу на будущем саммите, а в том, как мы будем вместе анализировать нынешний момент великих преобразований, с которыми сталкиваются все наши общества.

Европа не строится в Брюсселе, Париже или Берлине: ее создает неустанное продвижение наших идей и проектов без претензий на гегемонию.

Сейчас мне хотелось бы со всей серьезностью и смирением подчеркнуть следующее: европейская борьба только началась. Она будет долгой и трудной. Она будет находиться в самом центре действий Франции на протяжение моего президентского срока и в частности в ближайший год, поскольку мы сейчас оказались в ситуации европейского кризиса.

Повсюду в Европе существуют сомнения. Брексит стал симптомом. Подъем радикальных сил стал практически всеобщим правилом, пусть Франция и стала исключением из него. Расхождения севера и юга в экономическом плане, а также востока и запада в миграционном вопросе все еще слишком часто вызывают раскол в нашем союзе, и мы сегодня переживаем кризис миграционной политики, которым необходимо заняться.

… Мы не можем добиться устойчивого строительства Европы без размышления о наших отношениях с Россией и Турцией. Нам нужно сформировать стратегическое партнерство. Речь идет не о вступлении в Европейский союз, а о стратегическом партнерстве с Россией и Турцией, поскольку две эти державы важны для нашей безопасности, их нужно сблизить с Европой, история этих народов формируется вместе с Европой и нам нужно совместно строить наше будущее.

… Завтра и сегодня, мы все проходим коллективное испытание, поскольку Европе предстоит справиться со всеми вызовами современности, о которых я вам говорил. И у нас есть внушающий доверие европейский ответ: наша стратегическая автономия. Вопрос не в том, получится ли у нас убедить Соединенные Штаты Америки — это великий народ и великая страна. А в том, воспринимают ли нас США как державу со стратегической автономией. Именно таков настоящий вопрос, который встает сейчас перед Европой.

Есть четкий выбор. С одной стороны, Европа неэффективна, она больше не может найти ответ на вызовы глобализации, что сложно назвать полным заблуждением. У нее нет стратегической автономии, и, следовательно, ее нужно расформировать.

Поэтому софисты скажут вам: мы против Европы, но не тогда, когда она нам что-то дает. Так, Италия против Европы, которая не проявляет с ней солидарности в миграционном вопросе, но в то же время за Европу структурных фондов, если послушать некоторых министров. Кстати говоря, председатель итальянского совета министров прекрасно это знает и придерживается гораздо более структурированного курса. Венгрия Виктора Орбана в свою очередь никогда не была против Европы структурных фондов и общей сельскохозяйственной политики, однако идет против Европы, когда речь заходит о больших выступлениях на тему христианства. Таким образом, здесь прослеживается путь европейского оппортунизма и открытого национализма: покончим с этой бюрократической структурой, она больше ничего нам не дает, сделаем вид, что забыли о том, что она нам приносит, и займем четкую линию.

… Я буду выступать за то, чтобы Европа смогла стать такой державой, способной выстроить решения, в которые мы верим в рамках глобализации. Экономической и торговой державой с опорой на более сильную еврозону, защиту наших стратегических и торговых интересов, финансовую независимость с механизмами, которые мы можем предложить. Именно с таким требованием мы обратились к Европейской комиссии, чтобы укрепить финансовую автономию Европы, положить конец экстратерриториальности некоторых финансовых и валютных решений.

… Мы должны писать и рассказывать историю Европы, которая нам нужна, демонстрировать конкретные результаты, чтобы убедить сограждан, что путь сотрудничества в Европе и мире — единственное, что может привести к отношениям взаимного доверия в интересах Франции.

… 40 лет назад, практически день в день, Солженицын произнес в Гарварде великую речь, которую впоследствии назвали «Упадком мужества». В ней он говорил практически о том, что я сейчас отмечал. О хрупкости западного мира, который он открыл для себя и воспринимал как вместилище всех надежд. Нам же сегодня следует побороть именно это: упадок мужества.

(Материал публикуется в сокращенном варианте)

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.