Литва готовится к нападению Бэарляндии
Когда я только собирался в командировку, мне не раз советовали готовиться к войне. Разумеется, не в прямом смысле. Речь шла о войне, распыленной в воздухе и поселившейся в головах, о реальном страхе вторжения России в балтийские страны. Для меня это было смешно и дико — ну какая война с Европой, о чем вообще речь?
Сама мысль казалась настолько нелепой, что я был убежден: верить в возможность этого могут только какие-то отбитые конспирологи в шапочках из фольги. Я и представить не мог, что когда приеду в Литву, столько интеллигентных и вполне здравомыслящих людей будут совершенно серьезно высказывать подобные опасения. И это, безусловно, было одним из самых тяжелых переживаний — осознать уровень напряжения, который возник далеко не на пустом месте.
Когда в новостях появляются сюжеты о том, что российские или литовские военные проводят какие-то провокационные учения и устраивают друг другу неприятные сюрпризы на границе, все это выглядит как-то игрушечно и несерьезно. Словно эта напряженность существует только на страницах газет и нисколько не связана с реальными переживаниями простых людей, не участвующих в популистских политических дискуссиях. На деле все оказалось несколько иначе.
В Каунасе я встретился с Эдвардасом Вайшвилой, молодым переводчиком. Он рассказал мне о своeм удивительном превращении из пацифиста в солдата-добровольца Литовской армии. Его история оказалась гораздо более емкой и показательной, чем все абстрактные разговоры о русской угрозе и тонкостях милитаризма. Она в хронологической последовательности и очень доходчиво объясняет логику возникновения страха войны.
Эдвардас не производит впечатления военного человека — его пирсинг и татуировки идут вразрез стереотипу об армейской унификации. Еще несколько лет назад он бы и сам не поверил, что увидит в зеркале солдата Литовской армии, который каждые выходные надевает форму, обмундирование и отправляется на учения. Эдвардас никогда особенно не хотел служить. Сама идея открытого конфликта, применения оружия к другому человеку была для него неприемлема. В юношестве он был настоящим бунтарем, слушал панк-рок и индастриал, носил соответствующую одежду и прическу, за что не раз получал по лицу от нетолерантных к неформалам сограждан. Но Эдвардас никогда не вступал в драки и никого не бил, ему это казалось отвратительно. Он хотел, чтобы мир жил без насилия. Представления Эдвардаса об армии на рубеже веков были сформированы рассказами, в основном, о советской дедовщине, издевательствах и бессмыслице. Его все это не привлекало, он не был любителем физических нагрузок и предпочитал гантелям книги.
После школы Эдвардас пошел учиться на психолога, а когда закончил, решил не бегать от воинской повинности, несмотря на все рассказы о дедовщине и четкое представление о службе как о пустой трате времени. В военкомате его спросили, хочет он служить или нет. Эдвардас честно ответил, что нет, и объяснил свою позицию. На него посмотрели и сказали, чтобы отправлялся домой, а родину и так кто-нибудь защитит. Шел 2002 год.
За следующие несколько лет жизнь Эдвардаса сильно поменялась: он успел разочароваться в психологии, стал переводчиком, обзавелся семьей. В 2008 году Эдвардас отдыхал в Ирландии, когда его друг прислал смс-сообщение: «Началась война». Речь шла о российско-грузинском конфликте. Само слово «война» было практически исключено из публичного дискурса, Литва на тот момент вступила в НАТО и чувствовала себя вполне защищенной, а в обществе уже давно шла дискуссия о том, что обязательный призыв — это вообще не очень осмысленная вещь, и буквально через месяц после грузинских событий его собирались отменить.
Тогда же Эдвардас стал интересоваться международными конфликтами, политикой и впервые за долгое время почувствовал какую-то тревогу. С одной стороны, кавказские события имели длинную историю и вообще находились где-то в другой части материка, но с другой стороны, все это происходило ближе, чем могло показаться на первый взгляд. Через какое-то время маленькая грузинская война ушла в прошлое, но осадок остался.
Шел 2012 год, Эдвардас сидел дома с семьей и как-то сказал жене: «Есть такая фраза: история человечества — это история войн. В Европе всегда шла какая-то война. Но после Второй мировой у нас практически никто не воевал. В Древнем Риме был такой период Pax Romana — римский мир. Теперь у нас есть Pax Europiano. Мы — счастливое поколение, потому что живем в чудесное время, когда можно иметь детей и не бояться за их будущее». Эдвардас говорит, что это наилучшим образом иллюстрировало его тогдашнее мироощущение.
«А потом начался Майдан на Украине, — рассказывает Эдвардас. — Я был очень встревожен. Хорошо помню этот страх: мой чудесный мир — Pax Europiano — рушится. Его может просто не стать. Когда начали стрелять на Майдане, я не спал ночами, у меня было открыто сразу несколько трансляций, и я смотрел, как люди погибают на улицах, я смотрел на эти пылающие шины. Это был ад. Это было очень близко, Украина — наши соседи. Грузия — немного другое все-таки. Этот конфликт меня потряс, но не так, как украинский. Я подумал, что если это происходит у них, почему это не может случиться у нас».
Украинский кризис сильно изменил настроения в литовском обществе. Политики единогласно начали повышать военные расходы, вскоре вернулся и обязательный призыв. А Эдвардас чувствовал страх: из-за высказываний российских депутатов, из-за тона дискуссии, и особенно из-за аннексии Крыма. Он понял, что тот порядок мира, который он себе представлял, очень хрупок, и все может измениться. И, наверное, сложно было думать по-другому, когда некоторые русские политики в имперском угаре заявляли, что Крым — это только начало, на очереди остальные «разбежавшиеся» территории.
В 1991 году Эдвардасу было 11 лет. Он хорошо запомнил январские события того года. Он проснулся от звука сирен, его родители тогда смотрели телевизор. Они не участвовали в освободительной кампании, не поехали оборонять телевизионную вышку, не стояли в «Балтийском пути». Эдвардас не знает, почему так произошло и уже не может у них спросить. В 11 лет он ничего особенно и не понимал, но когда подрос, у него возникло какое-то иррациональное чувство вины за то, что он не участвовал в борьбе за независимость.
Украинские события расшевелили в нем неприятное чувство неоплаченного гражданского долга. Он смотрел интервью с активистами Майдана, не всегда был согласен с ними, однако уважал их гражданскую позицию. Еще до Майдана некоторые друзья Эдвардаса записались в добровольцы. Они были консерваторами. Эдвардас таковым никогда не был: его взгляды составляли идеи либерализма и социализма, а образ мира представлял собой утопию всеобщей дружбы без границ и барьеров. Но с возрастом его взгляды эволюционировали, он почувствовал, что хочет жить именно в своем городе, говорить на своем языке, и если кто-то угрожает безопасности его семьи, то с этим нужно что-то делать. И крымские события дали ему ответ, что конкретно — учиться воевать.
В День независимости Литвы военные и Союз стрелков обычно ставят палатки, стенды, рассказывают о себе и ведут набор. Эдвардас как раз шел мимо такой палатки и разговорился с человеком в форме. Он объяснил Эдвардасу, в чем отличие от добровольцев. Стрелки — гражданская организация, у которой есть военное отделение, а добровольцев целенаправленно учат воевать.
Эдвардас подумал и решил, что пришло время пойти в армию. Эдвардас оказался одним из самых возрастных добровольцев: среди них было очень много молодых людей от 18 до 25, кто-то просто интересовался военным делом, кто-то любил экстрим и походы, были и интеллигенты с обостренным чувством долга, кому-то 20 евро за день сборов казались неплохой добавкой к стипендии, некоторые готовились к службе в регулярной армии по контракту. Но четко разделить людей на группы было трудно — у всех оказалась смешанная мотивация. Однако их объединяло то, что ни у кого не чесались руки стрелять по людям и проявлять агрессию.
Эдвардас и сам не хотел бы никого убивать и надеется, что ему никогда не придется этого делать. Тем не менее, вот уже несколько лет он учится войне, у него неплохо получается стрелять и командовать малыми группами. Что именно делают добровольцы на сборах, так и осталось для меня загадкой. Эдвардас очень ответственно относится к своей службе и боится сказать чего-то лишнего. Он говорит, что это не потому, что я россиянин — солдату в принципе не положено распространяться о том, чем он занимается на службе.
Каждую неделю в выходные, пока все еще спят, рано утром Эдвардас выходит из дома. Он превращается из миролюбивого переводчика в рядового армии. В военной форме, с огромным тридцатикилограммовым рюкзаком на плечах. Вместе с другими добровольцами на учениях в холод и жару, под проливными дождями он ходит по лесам, ползает, стреляет, часами сидит в засадах и готовится к нападению. Кто конкретно будет нападать — неизвестно, у врага много смешных имен, например Бэарляндия — страна медведей, или что-нибудь подобное. Никто никого не настраивает против конкретной страны, ничего не уточняет, но всем и так понятно, что они готовятся к России.
